В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только ровным гудением
стабилизаторов. Бабушка закрыла глаза, и по ее щеке скатилась
единственная, быстрая слеза невероятного облегчения. Луна прижалась
ко мне, и я на полном автомате обнял её за плечи, чувствуя, как
дрожит худенькое девичье тело.
Ксенофилиус окинул взглядом опустевшую комнату с усталым, но
удовлетворенным выражением лица, после чего тихо сказал:
— Твои родители в безопасности, наследник. Флориан встретил них
и уже должен был поднять иллюзорный контур. Он свяжется с вами по
поводу оплаты, так что теперь… Теперь… нам всем остаётся только
ждать.
Глядя на пустые кровати родителей, я впервые за всё время
нахождения в этом мире позволил себе поверить, что я всё-таки
действительно в состоянии что-то в нём изменить, главное не
торопиться, и продумывать свои действия как минимум на десяток
шагов вперёд…
Тишина после успешного переноса висела в комнате тяжелым, но
приятным покрывалом. Бабушка стояла, глядя на пустые кровати, а её
плечи до сих пор подрагивали от едва сдерживаемых слёз
облегчения.
Я чувствовал лёгкую слабость в ногах — из-за остаточного эха от
вечернего магического истощения, но всё было не зря. Теперь я мог
не беспокоиться за родителей этого тела, и знание о том, что мои
будущие действия никак не отразятся на их здоровье… Окрыляло.
Ксенофилиус, как только убедился в том, что портал сработал
успешно — устало улыбнулся, вытирая лоб тыльной стороной руки.
В этот момент я заметил, что его эксцентричность куда-то
испарилась, оставив лишь глубокую усталость и удовлетворение
мастера, выполнившего сложнейшую работу. Заострять внимания я на
этом конечно же не стал, но для себя соответствующую пометочку
поставил.
Довольно выдохнув, он обвёл нас своим взглядом, остановившись на
долю мгновения на Луне, после чего сказал:
— Ну вот и… — но его слова утонули в резком, властном звуке,
который в доли мгновения разлетелся по всему дому:
Тук-тук-тук.
Это был не просто стук. Это был удар человека, который был
полностью уверен в том, что его запустят, даже не званым. Моё
сердце сжалось в болезненном предвкушении надвигающихся
неприятностей, а бабушка мгновенно выпрямилась, одевая на лицо
каменную маску равнодушия, но я чётко видел, что в глазах у неё
мелькнула не просто тревога, а паника дикого зверя, почуявшего
капкан.