Данница - страница 120

Шрифт
Интервал


Мих сжал на всякий случай свои угрожающего вида клещи: «А то зуб выдеру. Или еще чего похуже!»

– Дурак ты, – скривился Чумри. Кто-то Миха так уже недавно называл. Только вот забылось, кто. – Мы тут оборотни. Весь город. Много лет как. Уже и не упомнить, сколько. Только глубокие старики знают, как раньше было. У нас кто в дракона обращается, кто в петуха, а кто и вообще в неизвестную животину. Большинство в волков, конечно. Жители соседних городов знают про это и не суются без крайней надобности. Ты чего побледнел-то так. Не бросаемся мы на людей. И друг друга не едим. Так, если кто в лапу другому вцепится, припомнив дневную обиду. У нас ограда вокруг города, чтобы никто не ушел ночью, не заблудился. Голова во время превращения плохо соображает. Само перерождение после захода солнца начинается, а на рассвете мы обратно в людей, значит. И бежим по делам.

– А этой ночью ворота не закрыли, – вспомнил Мих.

– У нас старик Трухач за ворота отвечает. Забывает иногда. Возраст уже не тот. Нового сторожа выбирать пора. За всем и не уследишь.

– И что мне теперь делать? – растерянно спросил Мих. Он был напуган. А кто бы не был на его месте. Город оборотней. И все зубастые. Ну, может, кроме петухов. Солнце уже заходит. Уйти сейчас из города – попасть в зубы диких животных. Настоящих, не обороченных. Но и оставаться в Лихограде категорически не хотелось. Само название города звучало теперь зловеще, предвещало большие неприятности.

– А что? Ничего делать не надо. Иди себе в дом, где остановился. Запри дверь покрепче на всякий случай и ложись спать. Если кто и соберется тебя побеспокоить – так та девчонка, которой ты руку зашивал. Мы в зверином обличии тихие. В полнолуние, бывает, воем. Но сегодня луны не будет. Скользим себе по улицам, наслаждаясь звериной свободой. Да чего я. Тебе не понять.

– А с чего это ты днем превращение начал? – не поверил Мих.

– Ну так разозлился я очень. Бывает иногда, когда расстроишься сильно, или наоборот, обрадуешься. Тут лапа сама по себе появится. Или хвост.

Мих вздохнул тяжело. Не очень-то он поверил Чумри, что его не тронут. Вот вляпался. Причем на пустом месте. Дурак – он дурак и есть. Но делать было нечего: собрал инструменты, склянки, свернул циновку и отправился к дому, куда его пустили на ночлег, подозрительно поглядывая на проходящих мимо горожан.