Вон старик мимо плетется, и морда
(извините, лицо) у него как у лошади Пржевальского. Которая
лягается, между прочим.
Проплыла мимо беременная молодуха с
огромным животом и ногами-тумбами.
Двойня, наверное, – подумал Мих,
глядя на раздутый пивным бочонком живот. В тени дома молодуха
нагнулась, склоняя к земле длинную шею, – ее тошнило.
– Лекарь! Смотрите, лекарь! –
остановилась рядом тетка с отвисшей нижней губой и в синем, чем-то
знакомом чепце. – У тебя от запора что-нибудь есть?
Клизма, – хотел сказать Мих, но
промолчал.
Тетка пообещала вернуться на завтра и
получить какое-нибудь снадобье.
– Как же, найдешь ты меня здесь
завтра, – буркнул себе под нос лекарь.
Вечером Мих с тревогой поглядывал на
хозяев. Вон Мотри, здоровущая баба, и зубы у нее какие белые –
наверняка в матерого волка перекидывается. А у мужика ее морда
козья, забодает ночью, как пить дать. Мих с трудом попытался
впихнуть в себя ложку супа. В мутном бульоне плавали куски
картошки, моркови и мясные хрящики. Лекарь представил себе, чьи это
могли быть останки, и ложка упала обратно в миску. Вся семья
посмотрела на Миха с упреком и, как ему показалось, с
вожделением.
– Вы кушайте, кушайте! – с надеждой
попросил Мих хозяев. – Суп очень вкусный.
Много вкуснее, чем я, – добавил он
про себя.
Позже, у себя в комнате, Мих первым
делом пододвинул к двери тяжелый комод, на комод поставил стул и
придавил все это поставленной на попа скамейкой, предварительно
скинув с нее заботливо постеленное одеяло. Одеяло он накинул на
плечи – для тепла. Вторым делом Мих плотно затворил ставни, накинул
железные крючки на чуть проржавевшие петли, встал в дальнем углу и
стал ждать.
Сначала все было тихо, а потом ночной
воздух наполнился звуками. За окном подвывало, хрюкало, рычало,
вздыхало тяжело и таинственно. Потом раздался протяжный,
наполненный смертельным ужасом крик. Было такое впечатление, что
невидимого в темноте беднягу режут заживо.
Кушают! Как пить дать, кого-то
кушают, – Мих облился холодным потом и расстегнул кобуру. Так было
спокойнее.
Прошло часа два. Звуки стали
затихать. Мих расслабился, присел на пол. Напряжение немного спало,
но теперь слипались глаза.
Бух!
Кто-то большой яростно бился в дверь
с той стороны. Мих вскочил, подобрался. Подумал обреченно:
«Началось».
Бух!