Застонали доски.
Бух!
Заскрипели петли.
– Уааау, – кровожадно завывали за
дверью.
Бух! Бух! Бух! Бу...
Дверь подалась. Слетела с петель. В
дверном проеме сцепились, пытаясь первыми ворваться в комнату,
несколько громадных волков и, кажется, один медведь. Щерились
красные пасти, щелкали клыки, летела шерсть.
Мих поднял «Смит энд Вессон» и не
целясь выстрелил. Один из волков завалился на бок, заскулил громко.
Запахло кровью, как на скотобойне. Остальные отступили, испугавшись
звука выстрела.
Не дожидаясь, чем кончится дело, Мих,
сдирая ногти, рванул ставни, вывалился из окна на улицу, поднялся
на трясущихся ногах и побежал. Не разбирая дороги, падая,
поднимаясь, налетая на заборы, перепрыгивая через узкие ограды,
шипя и ругаясь самыми последними словами.
Опомнился он уже довольно далеко от
проклятого городишки. Как раз у развилки с деревянными указателями.
Вытер рубахой лоб, проверил содержимое заплечного мешка, поднял с
дороги кусок красной глины, написал коротко на плохо обструганной
деревяшке: «А пошли вы все на...».
Потом, хромая, долго ходил вокруг,
выбирая дерево. Забрался на одну из высоких веток и стал ждать
утра.
Глава седьмая
– Дорогой мой, на чем держится
Мир?
– Мой дорогой, на чем только Мир
не держится.
Из разговора двух умных
магов
Ивка
Ивка сидела на шаткой табуретке возле
тщательно выскобленного, хромого на все ноги стола из толстых
досок и помогала хозяйке перебирать гречишную крупу. Рассыпала
перед собой горсть круглых светлых зерен с черным пятном на боку,
отодвигала в сторону порченные гнилью, а хорошие сгребала ладонью в
медную миску.
На крыше выбивали барабанную дробь
дождевые капли. Лило, не переставая, уже целую неделю. Небольшой
караван Данников (да что там небольшой, так, повозки-развалюхи), с
которым ехала Ивка, окончательно увяз на раскисшей дороге на третий
день пути.
Горбатые старые драконы с
заплесневевшей от постоянной влаги чешуей тянули изо всех сил, но
караван застрял напрочь. В конце концов драконы выбились из сил и
плюхнулись в лужу, что твоя свинья, и поднять их уже нельзя было
никакими силами. Просидев день под телегой укрывшись рогожей и
промокнув до нитки, Ивка решила дальше пробираться сама. Доковыляла
до ближайшей деревушки и попросилась на постой.
Рыбацкая, судя по развешанным на
заборах чиненным-перечиненным сетям, деревушка была небогатая, и в
первом же доме Ивку с Хвостом пустили переночевать за три медяка,
несмотря на то, что собака непереносимо воняла мокрой псиной, а
Ивка нанесла кучу грязи на разбухших от воды сапогах.