Я посмотрел на старика. Его
спокойствие настораживало больше любой тревоги.
— Это-то и плохо, капитан, — я
покачал головой. — Тишина перед бурей всегда самая обманчивая.
Усиливайте дозоры.
Он молча кивнул и вышел, оставив нас
со Стрешневым. Едва за ним закрылась дверь, как в контору, не
постучав, впорхнула его дочь. Изабелла за это время освоилась,
чувствовала себя в Игнатовском почти как дома. В руках она держала
свиток.
— Месье барон, я закончила, — ее
голос, с легким акцентом, прозвучал в тишине. — Я тут подумала над
вашей идеей о защите изобретений. Вы говорили о «привилегиях» для
мастеров, но ведь не только железом и механизмами жив человек.
Она развернула свиток. На нем
каллиграфическим почерком был изложен проект об авторском праве на
книги, музыку, пьесы.
— Я отправила это в вашу «Палату
привилегий», — с улыбкой сказала она. — Мне кажется, защита
творчества важна не меньше, чем защита технологий. Это тоже
принесет славу государству.
Я смотрел на нее, и на душе стало
теплее. Эта девушка мыслила на том же уровне, что и я, видела
шестеренки, систему.
В дверях появилась Любава. Принесла
поднос с дымящимся сбитнем и пирогами, правда я уверен, что пришла
она не ради этого. Ее взгляд, брошенный на Изабеллу, был острым.
Она поставила поднос на стол с громким стуком.
— Кушайте, гости дорогие, —
процедила она, демонстративно поправляя скатерть. — А то от этих
ваших бумажек да разговоров иноземных скоро и аппетит пропадет.
Я сделал вид, что ничего не заметил.
Любава видела в утонченной, образованной испанке чужачку.
Соперницу. Эта тихая, женская война в стенах моего дома меня
начинала беспокоить. Здесь чертежами и логикой было не помочь.
На следующий день снег повалил с
новой силой, и в этой белой каше на наш двор влетел царский кортеж.
Петр нагрянул без предупреждения, впрочем, как всегда. В
сопровождении Меншикова и десятка драгун он вихрем пронесся по
Игнатовскому, заставив всех замереть на месте.
— А ну, показывай, барон, чем тут
без меня промышляешь! — прогремел его бас, перекрывая гул паровых
машин.
Я повел его по цехам. Царь, с его
неуемной жаждой ко всему новому, был в своей стихии. Совал свой нос
в каждую деталь, трогал руками еще горячие отливки, с детским
восторгом смотрел, как работают станки, приводимые в движение
паром. Я видел неподдельное любопытство и восторг, когда он доходил
до сути очередного механизма.