Инженер Петра Великого - 5 - страница 24

Шрифт
Интервал


— Они не собирались его убивать, — констатировал де ла Серда, пнув ногой мешочек. — Хотели усыпить и утащить.

Он присел на корточки перед раненым. Тот дышал хрипло, с присвистом, изо рта шла кровавая пена. Жить ему оставалось недолго.

— Кто послал? — спросил испанец на чистом немецком.

Пленный молчал, испепеляя его полным ненависти взглядом.

— Говори, собака! — не выдержал я, ткнув его носком сапога. — Чьи вы? Демидова? Англичане?

Вместо ответа он харкнул кровью мне под ноги и вдруг заговорил. На ломаном, исковерканном русском, с жутким, незнакомым акцентом, с трудом выталкивая каждое слово.

— Скоро… всем вам… конец… — прохрипел он со страшной, торжествующей улыбкой. — Смерть Петру!

Захлебнувшись, он выгнулся в последней судороге и обмяк.

Мы с де ла Сердой переглянулись. В сарае повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием плошки. «Смерть Петру». Какому Петру? Мне, Петру Смирнову? Или…

Снаружи — крики и топот. В сарай влетел дозорный.

— Ваше благородие! Там поп этот, Феофан! Услыхал выстрелы и деру дал! Пытался в лес уйти, наши его перехватили!

Выскочив наружу, я увидел моих солдат, державших под руки трясущегося, белого как полотно Феофана. Его глаза были полны животного ужаса. При виде меня его лицо исказилось. Все встало на свои места: миссия провалена, хозяева бросили, а он, приманка, остался один на один с волками.

Но мне уже было не до него. Я смотрел поверх его головы, в темное, беззвездное небо, и одна мысль билась в черепе.

Смерть Петру.

Если царю… то я-то думал, что строю прочный механизм империи. А оказалось — лишь закручиваю гайки на крышке пороховой бочки, готовой вот-вот рвануть.

Я гнал лошадей в Петербург, не жалея ни их, ни себя. Дорога была тяжелой, а в голове неотступно звучала предсмертная хриплая фраза диверсанта: «Смерть Петру!». От моей расторопности зависело слишком многое. Захватив диверсантов, мы потянули за ниточку, ведущую, возможно, к заговору государственного масштаба. И мой визит к Яворскому из хитроумной интриги превращался в неотложную необходимость. Впрочем, иллюзий я не питал, всю дорогу прокручивая в голове предстоящий разговор. Я шел в логово человека, считавшего мои дела бесовщиной, и моими единственными козырями были факты и наглость.

В Питер я въехал без помпы, на простой кибитке, в сопровождении Орлова и пары верных людей. Резиденция местоблюстителя патриаршего престола встретила меня запахом ладана. Длинными, сумрачными коридорами меня провели в приемную. Здесь, вдали от грохота моих цехов, мир казался иным — застывшим, вечным.