Лишь под Мадридом я толком освоил
И-15, болтаясь за Рычаговым и стараясь не лезть в свалку с
«Фиатами», в которую наши обожают ввязываться всем табором. Отмечу,
противники не любят её, где слишком многое зависит от случайности,
а мощный и хорошо вооружённый итальянский истребитель теряет
преимущества перед юркой «Чайкой». Испанцы, кстати, прозвали наш
биплан «Чатос», курносым. Кличка прижилась не только в
республиканской авиации, но и у фалангистов.
Мне как «ветерану», имевшему боевые
вылеты до прибытия «Карла Лепнина», подарили счастливый бортовой
номер 07. И за то спасибо. Выходцы из преисподней, как я уже
говорил, весьма суеверные существа.
Теперь поднимаюсь в воздух
практически каждый день. За мной увязался Хосе, знакомый по дебюту
на «Ньюпоре» и «Фиате», добился перевода к русским и конкретно к
Пабло Муэрте. По утрам на рассвете он радостно докладывает:
— Эста тодо комформэ! Всё в
порядке!
Мы по очереди дежурим на аэродроме,
при первом подозрении, что к Мадриду летят бомбардировщики,
начинается предвзлётная суета. Хосе подкатывается на грузовичке с
хоботом в задней части, цепляет его зубцами за храповик винта и
заводит нашу птичку. По идее, в И-15 есть аккумулятор и
электростартёр, но ими практически не пользуюсь. Короткий прогрев,
и я, виляя трёхцветным горизонтальным рулём, выруливаю змейкой за
Рычаговым.
В небе Испании к концу 1936 года
носятся не более двухсот машин с обеих сторон. Поэтому далеко не
все взлёты приводят к воздушным боям. Чаще мы тупо барражируем в
заданной зоне патрулирования. Вперёд-поворот, вперёд-поворот, и так
добрый час. Ведущего нужно держаться на мизерном расстоянии. О том,
чтобы осматриваться вокруг, и речи нет. Главное – не таранить
Рычагова и не разорвать дистанцию. О появлении «Фиатов» узнаём
только по оранжевым трассерам.
Когда я освоился, особенно начало
раздражать построение тройкой. Павел – впереди, мы со Степаном
метрах в двенадцати, сосед чуть левее держится. Каждый
горизонтальный маневр приводит к тому, что находящийся снаружи
радиуса поворота непременно запаздывает. Итальянцы иначе строятся –
двойками и четвёрками, за ведущим один ведомый, а у нас по уставу
не положено. Даже помереть – только по уставу, вытянувшись в гробу
по стойке «смирно» с чувством глубокой признательности партии и
правительству, что даровали возможность загнуться в почётной
командировке.