В ближайших вражеских окопах засели
марокканцы, им по ночам Аллах спать велит, а утром молиться. Под
рассветное заунывное завывание ко мне целый взвод анархистов
выполз. Не без страха я слил топливо, тут же пропитавшее землю
вокруг И-15. Одна искра – и принимай, преисподняя,
новопреставленных. Испанцы подоткнули доски под фюзеляж. Впряглись,
как бурлаки на Волге, и утянули бескрылую «Чайку». Плоскости просто
на руках отнесли. Метров пятьсот волокли таким макаром. Нет, чтобы
чуть раньше притереться, сказал я себе, очень умный задним числом.
Ванятка согласился.
В Сото Пабло Муэрте успели зачислить
в окончательные муэрты и посмертно приписать ему загубленный над
Мадридом «Фиат». Хосе пообещал оживить моего «Чатос» за сутки-двое.
Тут рассказали, что с вылета и Степан не вернулся. Правда, Рычагов
завалил-таки «Юнкерса», слабое утешение.
Вместо рождественского подарка я
получил британскую газету. На первой полосе пропечатано фото
советского лётчика, что на подбитой машине сел в расположении
мятежников. С неким извращённым удовольствием журналюжка написал,
что русского избили и водили по Сеговии. Стёпу на той фотке едва
узнать. Одно радует – жив!
Кинулся с газетой к Пумпуру и
Рычагову. Павел готов был волосы рвать – так классно отвоевался,
что обоих ведомых «Фиаты» сняли с неба. А Пумпур развёл руками и с
прибалтийской обстоятельностью разъяснил:
- Ничего нельзя поделать.
Правительство объявило награду 10 000 песет за каждый сбитый
вражеский самолёт. По международным законам мы теперь приравнены к
иностранным наёмникам. Республиканцы не смогут нас обменять.
Вышли на поле, закурили. Я заметил,
что руки дрожат. Ваняткино тело нервное, или у меня прорезалась
слабина?
Рычагов выкинул довольно ещё большой
бычок и заявил:
- Сегодня всем прикажу: нежно сбить
какого-нибудь германского угрёбка ближе к нашему аэродрому или
вообще посадить. Пленного не отдаём испанцам, сами обменяем.
Понял?
Куда уж не понять.
В первых числах января немец
выпрыгнул из «Ю-52», остальных вместе с машиной на куски разметало.
Не наш, зенитчиков работа, но сумели прибрать гада к рукам, почти
целого. Я лично скинул на окопы вымпелы, там записки по-испански и
по-немецки об обмене Клауса Гюнтера на Степана Фролова.
В полдень десятого января мы взлетели
с Р-5, с той стороны «Хейнкель-46» с «пятьдесят первыми».
«Эр-пятый» за линию фронта заскочил, Клауса выбросил с парашютом,
смотрю – и у нас белый купол. Порядок!