- Подойди.
Я приближаюсь еще на три шага.
Какие там обнимашки с родным отцом?
Только если отрастить руки шестиметровой длины, чтобы до него
дотянуться… Да и то, за касание сына неба здесь положено строгое
наказание. Наложницы и то имеют больше прав на императорское тело,
чем родные дети или мать.
Удивленный шелест за спиной
подсказал, что происходит нечто необычное. А затем в поле зрения
возникли расшитые золотом туфли.
- Посмотри на меня.
Он стоял прямо передо мной, давя
ореолом власти. Слепил желтый шелк халата, вышитый золотыми и
серебряными нитями, застилал взор выглядевшими живыми драконами, но
я нашла в себе силы добраться взглядом до лица.
И поняла, что с этим куском камня у
нас никогда не будет теплых отношений. Это не человек. Скала. Ни
тени волнения или переживания о внезапно найденной дочери – у него
таких с десяток в гареме на любой возраст и вкус. Холодный, чуть
прищуренный взгляд.
Меня оценили, взвесили и поставили на
одну ему известную полочку.
Я судорожно выдохнула, моля лишь об
одном, чтобы эта полочка позволила мне прожить спокойно до
побега.
А потом маска треснула, исказив лицо
гримасой страдания.
- Ты так на нее похожа! – болью
плеснуло от прозвучавших дальше слов.
Император резко отвернулся, взбежал
по ступеням и застыл спиной к залу около одного из полотнищ. Бросил
что-то стоявшему у трона евнуху.
- Всем удалиться. Прием окончен, -
раскатисто покатилось по залу. И тишина ожила почтительным
шорканьем десятков ног.
Я замерла в нерешительности. Все,
значит, и я. Но взгляд зацепился за сгорбленную спину. За застывшую
статуей на малом троне вдовствующую императрицу, скованную
правилами, которые не позволяют утешить собственного сына, ибо
касаться его даже она не имеет права.
Проклятый этикет!
Надо уходить. Волна шорканья
слышалась уже около входа, и главный евнух посматривал на меня с
нетерпением, явно мечтая дать пинка, но я почему-то медлила.
- Ваше императорское величество,
дозвольте спросить.
Собственный голос показался писком
испуганной мыши.
Что я делаю?! Обращаюсь без
дозволения к императору. Наставница, небось, в обморок уже
валится.
Мучительная пауза тишины. Евнух уже и
глаза округлил, мол, дура! Да знаю я… Но глупое сердце не могло
оставить отца вот так…
- Говори, - прозвучало отрывисто
нетерпеливо, как от человека, который мечтает остаться один, а его
достают с глупыми просьбами.