— А, Володя, рад тебя видеть! — по коридору мне навстречу шел
Брежнев.
На нем были легкие домашние туфли, широкие мягкие брюки и
рубашка защитного цвета. Леонид Ильич выглядел бодрым, улыбался.
Лицо его после физкультуры на свежем воздухе и обливаний
раскраснелось, глаза блестели. Жаль портить Генсеку такое хорошее
настроение, но придется.
— Присоединишься к нам за завтраком? — предложил Брежнев.
— Конечно, Леонид Ильич, — я не стал отказываться, тем более,
что вчерашний ужин в советском посольстве я проигнорировал,
ограничившись чаем.
Завтракали втроем. Леонид Ильич, Виктория Петровна и я. Михаил
Солдатов, который обычно присутствовал за завтраком, сегодня
сослался на служебные дела и отказался, хотя как я подозреваю, на
самом деле он не хотел мешать моему доверительному разговору с
Брежневым.
Леонид Ильич похвалился успехами, рассказал, что похудел еще на
два килограмма. Осталось скинуть шесть — и вес будет совсем в
норме. На завтрак подали омлет и салат, но у меня вдруг пропал
аппетит. Я слушал Брежнева и не знал, как перевести разговор на
текущие дела.
Но помогла Виктория Петровна.
— Владимир, мы очень расстроились из-за статьи про Горбачева,
неужели все так и было? — спросила она. — Просто не верится, что
сразу, только ступив на английскую землю, супруга Михаила
Сергеевича понеслась по магазинам. У нее что, обуви нет что ли?
Вроде бы одевается со вкусом. Или может быть я, по старости лет,
что-то не понимаю?
— Да какая же ты у меня, Витя, старая? Ты у меня молодая и
вполне современная, — Леонид Ильич тепло посмотрел на супругу и
накрыл ее ладонь своей. Виктория Петровна благодарно улыбнулась в
ответ.
— Все вы правильно понимаете, Виктория Петровна. И все
действительно так и было. Даже не доехав до посольства, они по
дороге завернули в магазин. Я сам присутствовал при покупке этих
злосчастных туфель. К сожалению, остановить ни Горбачева, ни его
супругу не смог. Леонид Ильич, боюсь, эта статья только
цветочки.
— Ну что ж, будем принимать меры. Хотя не хотелось бы жизнь
человеку портить. Все-таки Горбачев молодой еще, мог разок
ошибиться. Может быть, как-то получится сгладить?
«Ох, Леонид Ильич, знали бы вы сколько „разков“ ошибался этот
человек, когда стал Генсеком, тогда бы не были столь милостивы» —
подумал я, а вслух сказал: