Михаил Валерьянович Грачёв, солидный мужчина в добротном костюме
цвета морской волны, с удовольствием разрезал сочный антрекот. Он
так ловко управлялся с ножом и вилкой, что стороннему наблюдателю
стало бы понятно: этот человек привык к хорошей жизни и высокому
положению.
Грачёв мысленно подводил итоги дня: удачные переговоры,
перспективная поставка дефицитных материалов через знакомых в
министерстве. Всё шло по плану. Покровители довольны, его карман —
тоже. Он позволил себе бокал армянского коньяка, смакуя его
терпкость.
Именно в этот момент, когда Грачёв подносил кусок мяса ко рту, к
его столику бесшумно скользнула тень. Незнакомец сел напротив, не
спрашивая разрешения, как будто это было самым естественным делом
на свете.
Михаил Валерьянович замер, рука с вилкой застыла на полпути. Он
посмотрел на подошедшего и удивлённо заморгал. Если бы незнакомец
вдруг исчез, то Грачёв не смог бы описать его. Совсем. Ни одной
запоминающейся черты лица: нос обыкновенный, губы тонкие, брови
невыразительные. Глаза… серые, почти бесцветные, как мутное стекло.
Но взгляд! Взгляд был особенным, пронизывающим, тяжёлым, как
пудовая гиря.
Незнакомец посмотрел на Михаила Валерьяновича, и у того по спине
пробежал ледяной озноб, а волосы на загривке зашевелились. Ему
показалось, что на него не просто смотрят, а безмолвно препарируют,
заглядывая в самые укромные уголки его естества.
Одет человек был тоже в нечто совершенно неопределённое: серый,
чуть поношенный костюм из дешёвого креп-жоржета, такая же рубашка
без галстука. Шляпа лежала рядом на свободном стуле — тоже серая,
помятая. Весь он сливался с полумраком угла ресторана, будто
размытое пятно на фотографии. Вроде ничего опасного на вид, но
инстинктивная тревога сжала горло Грачёва. Аппетит мгновенно
испарился.
Незнакомец молча, не торопясь, докурил папиросу, аккуратно
притушил окурок в пепельнице с ресторанным логотипом. Потом
поставил локти на стол, сцепил пальцы в замок и положил на них
подбородок. Его серые глаза, не мигая, продолжили буравить
Грачёва.
Михаил Валерьянович попытался проглотить кусок мяса. Комок
застрял в горле. Он подавился, закашлялся, лицо покраснело.
Незнакомец, не меняя позы, медленно потянулся к графину с водой,
стоявшему на столе. Налил в чистый бокал.
— Водички? — спросил он. Голос у него оказался тихим, лишённым
интонаций, словно диктор, зачитывающий сводку погоды.