Товарищ Борода строго на меня
посмотрел и для важности момента даже задрал к верху указательный
палец.
— Согласен, — кивнул я, мысленно
потирая руки: пьяные мужички разбредутся по домам, а у меня в
запасе еще полдня, чтобы довести до ума макет и приступить к
созданию конструкции.
До ноябрьского юбилея оставалось
всего ничего, а у нас, что называется, конь не валялся. То понос,
то золотуха, то салют в честь Дня Учителя.
— Чтоб никого! — погрозил пальцем
Степан Григорьевич.
— Никого, — подтвердил я, с трудом
понимая, кого завхоз имеет ввиду.
— Проверю! — Борода сурово сдвинул
брови. — Закончишь, запрешь, ключи занесешь.
— Так точно, Степан Григорьевич, —
отчитался я.
— То-то же! — завхоз улыбнулся,
похлопал меня по плечу, развернулся и слегка пошатываясь вернулся к
Митричу, который деловито прибирал со стола.
Судя по свертку, в который дядь Вася
складывал остатки закуски, добрые товарищи решили сменить место
дислокации. А поскольку дома у Беспалова любимая жена на страже,
скорей всего, отправятся мужички к Степану Григорьевичу в гости. А
может и к кому третьему. Впрочем, меня их дальнейшие приключения
мало интересовали. Не маленькие, разберутся. Оставили меня в
мастерской — за это отдельное спасибо.
— Ушли мы, не засиживайся допоздна,
— заботливо проворчал Митрич, появляясь за моей спиной.
Я пожал протянутую ладонь, пообещал
следить за временем и снова углубился в работу.
— Запрешь! — раздалось от
дверей.
— Сделаю.
— Ключи занесешь! — напомнил
Борода.
— Сделаю, — так же машинально
подтвердил я. — До свидания.
— Ну, бывай, Ляксандрыч.
— Угу, — не оглядываясь, кивнул
я.
Через минуту в мастерской наступила
тишина, только слабый запах огонь-воды и еды напоминал о том, что в
помещении обсуждались судьбы страны и мирового сообщества.
В животе забурлило, и я пожалел, что
не прихватил с собой из дома сверточек с пирожками от Марии
Федоровны. Одним бутербродом с салом сыт не будешь. Я оглянулся на
стол, но мужички за собой тщательно убрали. Шарить по кабинету
Степана Григорьевича в поисках чайника не хотелось, не правильно
это. Потому я вздохнул, затянул потуже пояс, что называется, и
вернулся к работе. Процесс создания чего-нибудь эдакого всегда
увлекал меня настолько сильно, что я забывал обо всем на свете, в
том числе и о еде.
Итак, что мы имеем? Добротный кусок
стекла, фанеру, лампочки и провода помог раздобыть завхоз. Юрий
Ильич тоже поучаствовал в поисках и добыче материалов. Я огляделся,
заметил школьную доску, подхватил ватман, на котором нарисовал
схему увеличенной лампочки Ильича. Вот ведь, прижилось название, я
даже мысленно теперь светильник только так и называю.