Не меньше меня заинтересовали и письма. Первое было от Веры. Эта
женщина, похоже, если судить по манере ее письма, давно и
безнадежно влюблена в Печорина. Она писала о Петербурге, о балах, о
том, как скучает. И даже намекала, что, скорее всего, надежды ее
тщетны, и он никогда не ответит ей взаимностью. Второе письмо было
куда менее романтичным. Его автором был некто Николай, судя по
всему, старый приятель Печорина, служивший где-то в столичной
канцелярии. Он писал о каких-то «делах», о «необходимости соблюдать
осторожность» и о том, что «тот человек» уже в курсе «происшествия
в Царском Селе». «Что за происшествие?» — мелькнуло у меня в
голове.
Третье письмо и вовсе было загадочным. Без подписи, короткое и
угрожающее: «Вы получили то, что заслужили. Не пытайтесь вернуться.
Если вас снова увидят в Петербурге — вам не жить».
Я перевернул листок, но и с обратной стороны не нашел ни
подписи, ни даты. «Кто-то явно желал Печорину смерти еще задолго до
того, как я оказался в его теле», — это все, что я из этого письма
понял. В сущности, глупая записка. Но, почему-то она тоже
сохранялась среди денег и документов. Может, имела какое-то
значение, как память о чем-то важном, или как улика?
В этот момент за дверью послышались шаги. Я быстро сунул все
найденное обратно в ларчик, захлопнул крышку, закрыл шкаф и спрятал
кинжал под подушку, улегшись обратно на постель, словно какой-то
заговорщик. Хотя, теперь все это принадлежало мне. Пора было уже
привыкнуть, что я получил все имущество Печорина вместе с его
телом. И чего я, спрашивается, стесняюсь?
Впрочем, в комнату всего лишь вошел мой денщик Иван Тихомиров.
Причем, сначала он вежливо постучал в дверь. А потом, когда я
отозвался, Ваня поинтересовался, не желаю ли я откушать. Время-то
незаметно приблизилось к вечеру. Скромно отужинав в своей комнате и
сходив в туалет в самый настоящий ночной горшок, который денщик
сразу вынес и вымыл, я сполоснулся посредством тазика с теплой
водой и кувшина, а потом снова улегся в постель. Электрического
освещения здесь еще и близко не придумали. А в темноте особо и
делать было нечего. Читать ни при свечах, ни при лампадке мне
совсем не хотелось. И потому я просто закрыл глаза и заснул.
Когда проснулся на следующее утро, моя голова уже почти не
болела. И чувствовал я себя почти выздоровевшим. Лишь легкое
головокружение и слабость в теле напоминали теперь о недавней
контузии. Я сел на кровати, потянулся и осмотрелся. Комната моя
была простой, даже аскетичной: голые каменные стены, грубая мебель,
узкое окно с деревянными ставнями. Но, во всем чувствовался строгий
порядок, видно, мой денщик неплохо старался поддерживать
чистоту.