По телу сразу разлилось приятное тепло, а сердце ёкнуло: здесь
совсем ничего не изменилось. Время словно застыло, затаилось за
этими стенами, и только тихо, монотонно лилась тоненькая струйка
разливного пива из старых латунных краников, обёрнутых влажными
полотенцами, чтобы меньше пенилось.
Те же круглые столики с единственной толстой ножкой, намертво
вмурованной в бетонный пол, те же железные крючки под ними, на
которые удобно вешать авоськи или портфели. И те же высокие,
неудобные табуреты, покрытые толстым слоем старого, местами
облезшего лака, на которых сидело не одно поколение усталых мужиков
после смены.
Под потолком вентиляторы — массивные, с широкими пластмассовыми
лопастями, пожелтевшими от времени и табачного дыма. Вентиляторы
эти давно не крутились и смотрели сверху, словно немые
наблюдатели.
На маленьком окошке, вместо новомодной колонки, хрипло бормотал
старенький транзисторный приёмник «ВЭФ» с длинной выдвижной
антенной, словно тоже оставшийся здесь ещё с советских времён. Из
него негромко доносилась какая-то музыкальная передача, которую
время от времени перебивали тихие шорохи и помехи эфира.
Я глубоко вдохнул знакомый воздух, огляделся и невольно
улыбнулся: это был тот самый советский пивбар, каким я помнил его
всю свою сознательную жизнь. Здесь ничего не изменилось. И,
кажется, не изменится уже никогда.
Прилавок плотно оккупировали мужики — все разные, но явно не
офисные ребята: трудяги с крепкими плечами, широкими ладонями,
привыкшими к лопате или гаечному ключу. Под ногтями – въевшаяся
грязь и мазут. Вместо модного прикида — рабочие комбинезоны,
спецовки с потёртыми локтями, пропахшие насквозь машинным маслом,
дизелем и сигаретным дымом. Не переодеваясь, сразу после смены они
пришли сюда пропустить кружку-другую, немного выдохнуть и отвлечься
от трудовой суеты.
Всё вокруг было таким знакомым, словно время вдруг резко
развернулось и потекло вспять, возвращая меня обратно, лет на
тридцать назад. В прошлое, где каждую пятницу точно такой же
рабочий люд собирался в прокуренных пивных, чтобы на час-другой
забыть о вечных житейских неурядицах, тяжёлых сменах и задержанных
зарплатах.
— Не понял… — у Шульгина отвисла челюсть, он так и застыл с
открытым ртом, не сводя взгляда с мужиков у стойки. — Ты куда это
меня привёл? Это что за бичовник? Я тут пить не буду.