— Проходи, Колян, не стесняйся, — с усмешкой подтолкнул я его в
спину. — Почувствуй себя настоящим ментом. Ближе к народу, так
сказать.
Мы заняли один из свободных столиков, покрытых присохшей рыбьей
чешуёй и мутными разводами от разлитого пива. К нам тут же подошла
тётка с хмурым лицом, словно у кассирши в ЖЭКе, и с видом глубокого
одолжения наскоро протёрла стол вонючей тряпкой.
Шульгин брезгливо поморщился, отодвигаясь от липкой поверхности,
а я подождал, пока стол немного подсохнет, и неторопливо достал
припасённую на этот случай газету – стянул внизу, в холле общаги.
Аккуратно развернув, расстелил её на столе.
— Это наша скатёрка на сегодня, — объяснил я с видом
знатока.
Шульгин вообще офигел:
— Газета? Серьёзно? Ты постелил на стол газету?
— А ты что, никогда так не делал? — удивился я. — Самый верный
способ.
— Это же дичь какая-то…
— Эх, молодёжь, — вздохнул я с притворной грустью. — Сейчас
научу тебя, как по-настоящему пиво пить. Пошли.
На газете я оставил связку старых ключей от своей прежней
квартиры, чтобы застолбить место, и мы встали в гудящую
очередь.
Очередь постепенно текла к стойке,
где-то даже браталась и обнималась, а кое-где, наоборот, вдруг
начинала меж своими частями выяснять сложные философские вопросы о
степени уважения. Кто-то заразительно хохотал, кто-то, напротив,
горько сетовал на нелёгкую судьбу: жена — стерва, начальник —
козёл, а завтра ещё и тёща свалится на голову, будь она
неладна.
Темы для разговоров были простые и
понятные, как сама жизнь: политика, женщины, зарплата, у соседа
сдох движок. В общем, вечные мужские темы, способные объединить
самых разных людей в пятницу вечером возле пивного крана.
Мы взяли сразу по две тяжёлые
стеклянные кружки — толстые стенки, массивное дно, такой можно и
череп пробить. Кружки явно помнили советские времена: на стекле всё
ещё красовалась «вечная» старая цена — тридцать пять копеек.
Мы вернулись к своему столику,
Шульгин всё продолжал брезгливо морщиться, подозрительно
всматриваясь в янтарное пиво, будто хотел найти там волос или
мошку, чтобы уже точно не участвовать в этой сомнительной
затее.
— Ну что, давай за новоселье? — я
поднял кружку.
Он осторожно, словно она была с ядом
или с молоком, поднял свою, чокнулся со мной и сделал нерешительный
глоток. Потом второй, уже увереннее. Третий он затянул особенно
большой. Лицо его удивлённо вытянулось.