Я демонстративно взял приготовленный кусок чистой ткани, намочил
его в ведре и слегка отжал.
— Вот так, чтобы капель не было, но влажная. И ставим в теплое
место.
— А как часто поливать? — деловито уточнила Настасья, явно
прикидывая, как организовать работу.
— Каждые шесть-восемь часов ткань смачиваем заново, а зерно
аккуратно перемешиваем, — я показал движение руками. — Не как тесто
месить, а нежно, бережно. Перевернуть, чтобы нижние зерна наверх
попали, верхние — вниз.
— А сколько дней так держать? — спросил Степан.
— Три-пять дней, — ответил я. — Всё зависит от температуры и
самого зерна. Главное — следить за ростками.
— А как понять, что готово? — спросила Дарья, которая, кажется,
всерьез заинтересовалась процессом.
Я улыбнулся:
— Когда росточки будут длиной примерно с ноготь мизинца, вот
такие, — я показал пальцами расстояние около трех миллиметров. — Не
больше! Если перерастут — солод будет горьким.
— А если недорастут? — не унималась любопытная Дарья.
— Тогда сладость не проявится, — я подмигнул девушке. — Как с
человеком — недоспит, злой ходит, переспит — вялый. Всему своя мера
нужна.
Настасья хмыкнула, оценив сравнение:
— А потом что? На солнце сушить?
— Можно и на солнце, если погода хорошая, — кивнул я. — Но лучше
в печи. Только не в горячей! Температура должна быть такая, чтобы
руку можно было держать и не обжечься.
— Это после того, как хлеб испекли, — понимающе кивнула пожилая
женщина. — Когда жар спал.
— Верно! Градусов сорок-пятьдесят, не больше. Раскладываем
пророщенную пшеницу тонким слоем и сушим часов шесть-восемь. Печь
приоткрытой оставляем, чтобы влага выходила.
Степан внимательно слушал запоминая и изредка кивая сам
себе.
— А как понять, что высох правильно? — задал он практичный
вопрос.
— Правильно высушенное зерно хрустит на зубах, но не твердое,
как камень, — объяснил я. — И запах… — я зажмурился, пытаясь
подобрать слова. — Запах особенный. Сладковатый, хлебный, с ноткой…
свежести, что ли.
— Как хлебная корка, только нежнее, — неожиданно вставила Дарья
и тут же смутилась от всеобщего внимания.
А Настасья окинула её оценивающим взглядом, словно впервые
увидела.
— Так, — я хлопнул в ладоши, возвращая внимание к делу. —
Замачиваем зерно прямо сейчас. Через двенадцать часов, значит…
— К закату, — быстро подсчитал Степан.