Наступила тишина. Вся кухня, затаив
дыхание, смотрела то на меня, то на своего тирана. На нашу
своеобразную битву.
Наконец, Прохор принял решение.
Признать свою неправоту перед рабом было немыслимо, но риск
отравить свиней, а потом получить за это плетей от управляющего,
был слишком реален. Он нашел выход.
— Умник нашелся, тварь! — рявкнул
он, но удар обрушился не на меня, а на деревянный чан. С
оглушительным треском тот опрокинулся, и омерзительное содержимое
выплеснулось на земляной пол. — Вылить все это в отхожую яму и
чтобы я этого духа здесь не чуял!
Он ткнул пальцем в двух других
поварят, которые тут же бросились выполнять приказ. Затем снова
вперил свой тяжелый взгляд в меня.
— А ты, Веверь… раз такой зоркий,
будешь теперь все помои нюхать, прежде чем свиньям отдавать. Понял
меня? А теперь — за работу! Все за работу, бездельники!
Он развернулся и пошел к очагу,
изрыгая проклятия. Я остался стоять посреди кухни и был голоден,
как и прежде, но не был сломлен.
Встретил угрозу лицом к лицу и нашел
выход, используя единственное оружие, которое у меня было, —
знания. Другие поварята теперь смотрели на меня не со злорадством,
а со смесью недоумения и смутного уважения.
Я выиграл не битву, а ыиграл одну,
крошечную стычку, но в этой войне это было важнее любой еды. Это
дало мне понимание: даже на этом дне у меня есть то, чего нет у них
и это может стать моим путем наверх.
Так начался мой первый день. Он
оказался бесконечным, растянутым на целую вечность циклом
неэффективного труда. Мои обязанности были просты.
Первым кругом ада была вода. Мне
вручили тяжелое деревянное коромысло, на которое подвешивали два
огромных ведра, и отправили к колодцу на другом конце
двора.
Ворот скрипел с таким усилием, будто
я пытался поднять из недр земли лаву, а не воду. Каждое ведро
весило килограммов по двадцать.
Мое тело, лишенное мышечного
корсета, кричало от боли. Спину ломило так, будто позвоночник
вот-вот переломится. На полпути к кухне я поскользнулся на
обледенелой грязи, и ведра качнулись, обдав меня ледяной водой.
Проходивший мимо стражник, не сбавляя шага, отвесил мне тяжелый
подзатыльник. «Смотри под ноги, заморыш!» — бросил он, даже не
посмотрев на меня. К концу первого часа я был мокрым, замерзшим и
едва мог разогнуть спину.
Вторым кругом были овощи. Горы
овощей. Эвересты грязных, покрытых землей корнеплодов, сваленных
прямо на дощатый стол. Брюква вся в земле. Морковь не лучше. Лук,
верхние слои которого уже тронула гниль.