Плинтус оторвался. Видимо, виной тому были отчаянные попытки
Николеньки сдвинуть с места письменный стол.
Из образовавшейся щели и раскатились по полу
непонятные бусинки. А в ее глубине виднелось еще
с десяток таких же шариков, на шнурке — похоже,
за него и зацепилась тетрадка.
— Николя, сколько можно! Я кому говорю?
Тетя Оля решительно не понимала, что у человека
в тринадцать лет могут быть свои важные дела!
Не вступать же в спор… Мальчик, пыхтя
от натуги, дотянулся до щели левой рукой, сгреб бусинки,
потом зацепил шнурок и аккуратно, чтобы вновь не порвать,
вытянул из-под плинтуса. В его руках было что-то вроде четок,
на которых висел потемневший от времени крест непривычной
формы.
— Все, теть Оль, уже иду, правда-правда! — Николенька
выбрался из-под стола, разгладил брюки (жалкая попытка, ну да чего
уж там…), не глядя сунул добычу в ящик, схватил ранец
и проскользнул мимо разгневанной тетки в прихожую.
Лестничный пролет, ведущий во двор, мальчик преодолел
в три прыжка. Солнце светило по-майски ярко; хотя куда ему
было до того, что заливало своими лучами двор родительского
дома! Но — увы, тот остался на юге, в Крыму,
в Севастополе, там, где служил отец — старший офицер
странного круглого броненосца «Вице-адмирал Попов»3.
Впрочем, Николенька не особо рвался домой. Нет, он скучал
по отцу, но слишком свежа еще была горечь после смерти
мамы. Каждая половица их квартиры на Корабельной стороне
отзывалась ее шагами, каждая гардина хранила тепло ее рук…
Мама Николеньки умерла четыре года назад. Доверять сына заботам
гувернантки отец не захотел; к тому же мальчику
пришло время поступать в подготовительный класс гимназии. Отец
видел сына студентом университета, а в Севастополе —
увы, не было классической гимназии. Так что было решено
отправить Николеньку к дяде, в Москву. Сам дядя, Василий
Петрович Овчинников, жил с семьей — женой и двумя
дочерьми, четырнадцати и восьми лет — в доме, что
достался ему года три назад, после смерти дальнего родственника.
Овчинниковы обитали в большой семикомнатной квартире,
а остальные комнаты сдавались внаем, как делал это прежний
владелец дома.
Надо отметить, что Василий Петрович, человек интеллигентный,
но не слишком-то практичный, предпочел в память
о своей университетской юности сдавать жилье небогатым
студентам. У него селились те, кому не нашлось места
в «Чебыш