Время тянулось убийственно медленно. Часы на кухне гулко
пробили полночь, и от этого звука Сашка едва
не рехнулся. Сердце работало с перебоями,
то затихая, то принимаясь рваться из тесной груди.
От сладкой трупной вони слезились глаза. Лунный свет падал
в окна белыми пятнами, полз по крашеным стенам, жутковато
играя тенями разросшейся в палисаднике сирени. Тени, похожие
на костлявые изломанные руки, перебирали пальцами,
переплетались и шевелились, внушая безотчетный, угнетающий
страх.
Из угла, где обжился Иволгин, донеслось шуршание. Сашка
напрягся, ладонь на рукоятке нагана вспотела.
— Говоров, карамельку хочешь? — спросил невидимый
в темноте лейтенант.
— Не хочу, — зачем-то подумав, прошипел Сашка.
— Мы тут в засаде, капитан шуметь не велел.
— Сил моих нету молчать. Уж если мне боязно, тебе
и подавно, ты это чудище видел. Страшное?
— Не особо. Темно было.
— Может, и к лучшему. А мне,
не поверишь, мать крестик дала. Надевай, говорит, или никуда
не пойдешь, упырю не отдам. Пришлось нацепить.
А я заявление в партию подал.
— Мне зачем знать?
— Хер его знает, — признался Иволгин. — Пакостно
на душе: трупы, копаль мертвый, головы отрезанные, убийца
в бегах. Вот и решил.
— Крестик-то снял?
— Ну а как же? — фыркнул лейтенант,
и по голосу Сашка понял, что Иволгин врет.
Полосы лунного света за окнами пересекла быстрая, размытая
тень.
— Видел?
— Наши? — Сашка вжался в стену.
— Ваши, — голос лейтенанта дрожал.
— Ни звука.
В зыбкой тишине пронзительно щелкнул взведенный курок.
Сашка задышал с присвистом. Стук сердца отдавался
в ушах, кровь закипела. Где-то рядом, нагоняя жути
и предвещая скорую смерть, зловеще верещал козодой.
В кухонное окно бесшумно, по-звериному, заскочила фигура.
Сашка затрясся, струйка ледяного пота поползла по виску. Твою
мать. Капитан Петров с подмогой в доме напротив. Увидели,
нет?
Тень мягко спрыгнула, прижалась к полу. Сашка слышал, как
она шумно, с присвистом тянет воздух. Падалью воняет, иди,
ешь. Видит в темноте или нет? Если видит — хана.
Револьвер налился пудовой тяжестью, пальцы окоченели.
Тварь вплыла в комнату сгустком ночного кошмара, утробно
всхлипывая, припадая на четвереньки. Пахнуло мокрой псиной,
глиной, застарелой мочой. Чудовище подковыляло к кровати,
склонилось над телом. Сашка оцепенел, расслышав слабое бульканье,
перешедшее в щенячий скулеж. Тварь плакала. Волосы
на руках и затылке поднялись дыбом. Почему Иволгин
медлит? Молится, что ли? Самое время...