Я вернулся в карету, скинул промокший насквозь плащ на пол, и уже через минуту почувствовал, что экипаж разворачивается.
– Как вы себя чувствуете? – спросил я Александру, отметив, что мой голос прозвучал хрипло.
Взгляд сам собой скользнул по ее ногам и остановился на тонкой полоске чулок, видневшейся над высокими ботинками.
– Спасибо, все хорошо, – тихо сказала Александра, а я продолжал смотреть, как завороженный, и никак не мог оторваться.
Пахло сыростью, кругом царила темнота. Ночь уже давно вступила в свои права.
– Скоро будем на месте, – неизвестно зачем произнес я и, наконец, отвел глаза.
В ответ на мои слова Александра кивнула, отвернулась к окну и невольно вздохнула, окинув печальным взглядом черную стену леса.
Через некоторое время мы подъехали ко двору.
– Хозяева, открывайте! – послышался голос Никифора.
Я тотчас же натянул мокрый плащ и выскользнул на улицу.
Карета остановилась у небольшого двора. В одной руке кучера болтался тусклый масляный фонарь, а другой он с силой колотил по воротам.
– Кто такие? Не стану я кого ни попадя в дом пускать, – послышался зычный мужской голос. – Может вы тати лесные или душегубцы-разбойники?
– Болван! Что говоришь-то? Какие мы тебе тати? – возмущенно заорал Никифор. – Не видишь, его сиятельство к тебе на ночлег просится. Открывай немедленно!
Пошли минуты ожидания. Лошади нетерпеливо фыркали, чувствуя домашнее тепло. Холодный ветер пронизывал до костей, забираясь даже под плащ. Наконец, послышалось лязганье затворов, ворота со страшным скрипом стали медленно открываться.
– Проезжайте, ваша Светлость, – сказал хозяин дома, выглядывая из-за открытых дверей. – Не серчайте, но в наших краях лучше поостеречься. Много лихих людей в округе развелось.
Карета почти сразу въехала на небольшой двор с деревянными постройками. В центре возвышался дом, окна которого освещались тусклым светом. Лошадей определили в конюшню, а нас пригласили в избу.
Хозяином был мужик непонятных лет. Казалось, он потерялся во времени, из-за чего ему можно было дать как сорок, так и все шестьдесят лет. Грузный, с густой бородой и седой редеющей шевелюрой. Держался он без подобострастия, как человек, знающий себе цену.
Хозяйкой оказалась невысокая сухонькая женщина, обряженная в бесформенное серое платье до пола. Голова ее была повязана темным платком до самых глаз, а вид был мрачным и неприветливым.