КЛАНГ!
Звук был оглушительным. Резким, чистым, звонким, как удар
колокола. Плуг на полной скорости врезался в скрытый под землёй
валун. Лошадь встала как вкопанная. Плуг подбросило, и он с силой
ударился о землю. Степан в ужасе зажмурился, ожидая услышать
знакомый, отвратительный треск лопнувшего металла. Соседи,
наблюдавшие издалека, неодобрительно загудели, предвкушая мой
позор.
Степан, с лицом бледным как полотно, подбежал к плугу. Он ожидал
увидеть обломки, но лемех был цел. Он выдержал удар, который с
лёгкостью сломал бы три обычных. Степан недоверчиво дотронулся до
него. Был горячим от удара, но абсолютно целым. На его стальной
кромке не было ни единой зазубрины. Лишь небольшая блестящая
царапина в месте контакта. А рядом, в борозде, лежал расколотый
надвое камень, который стал причиной крушения двух его предыдущих
инструментов.
Мой лемех не просто выдержал удар. Он победил камень.
Тишина длилась несколько секунд. А затем Степан, осознав
произошедшее, издал какой-то странный, сдавленный звук — не то
стон, не то крик восторга. Он смотрел то на целый лемех, то на
расколотый камень, то на меня. Его лицо было маской абсолютного,
неподдельного потрясения.
Он бросился не ко мне, а к своему плугу. С лихорадочной
поспешностью он снова взялся за рукояти и погнал лошадь дальше.
Снова звонкий удар! И снова плуг выдержал, вывернув из земли
очередной камень. Ещё один! И ещё! Он пахал своё проклятое поле с
яростью и восторгом маньяка, намеренно направляя плуг на самые
каменистые участки. Он не пахал, а мстил этой земле за все годы
унижений, за все сломанные инструменты, за весь свой тяжёлый,
бесплодный труд.
Когда дошёл до конца поля, он остановился. От его лошади валил
пар. Сам он тяжело дышал. Снова осмотрел лемех. Тот был цел и
невредим, лишь покрыт землёй и мелкими царапинами. И тогда Степан
сделал то, чего я не ожидал.
Он медленно, очень медленно, опустился на колени прямо в свежую,
пахнущую землёй борозду. Смотрел на меня, и в его глазах больше не
было ни страха, ни надежды. В них было благоговение.
— Спасибо, боярич… — прошептал он, и его голос дрожал. —
Спаситель ты наш… Что же это за чудо ты сотворил…
Он протянул мне мои три медные монеты. А затем вытащил из-за
пазухи ещё две — видимо, последние, что у него были.
— Возьми, боярич. Всё возьми. Твоя работа стоит не меди, она
золота стоит. Ты не просто плуг мне спас. Ты мою семью от голодной
зимы уберёг. Я всем расскажу! Слышишь? Всем в деревне расскажу,
какой ты мастер! Что не колдун ты, а чудотворец!