- Разве нашей благословенной земле
станет угрожать тот факт, что в далеком и глухом медвежьем углу
живет колдун? Он же одним своим присутствием отравляем тут все.
- Пока я не вижу этого. – хмуро
произнес посланник. – Историю с Лобачевским он разрешил к чьей
пользе? Можно ли такой поступок назвать отравой?
- Здесь нет ничего необычного. Он
создает себе логово и защищает тех, кто нужен для этого. Но тем
интереснее, сэр. Вы же сами мне много раз говорили, что император
ценит дисциплину прежде иных качеств, и те, кто проявляет слишком
много самостоятельности, вызывают в нем страшное раздражение.
- А еще Николай Павлович ценит тех,
кто достигает успеха.
- Едва ли он сможет воспринимать
этого мальчишку с такой точки зрения.
- Отчего же?
- Почтение. В нем его нету. Герцен
убежден, что юноша – последователь Вольтера. Не просто вольнодумец,
к каковым, в сущности, вся молодежь относится, а именно сторонник
той, старой философии. И потому не только умен и деятелен, но и
остер на язык, не имея никакого почтения ни перед кем. Как вы
думаете, сможет Николай Павлович терпеть такого человека?
Инициатива, циничность, едкость… А его шутки с кондомами? А выходка
с великой княжной? Я уверен, что этот юноша уже раздражает
императора одним фактом своего существования. Их конфликт
неизбежен.
- А если нет? Если мы невольно
подтолкнем этого колдуна в ближний круг императора?
- Все мы смертны. И он тоже. Вы ведь
верно сказали – для нас дело чести избавить мир от этого
чудовища.
- Вот только какой ценой? Только из
вашего отчета следует, что к нему уже посылали людей, дабы если не
убить, то избить и унизить. И чем это для них закончилось?
- Этим юноша меня и зацепил. Я так
тоскую по одной яркой личности, что вечно баламутила всю Россию. Не
находилось ни одного мало-мальски образованного прапорщика, чтобы
он не знал его вольнодумных стихов наизусть. И вот та персона тоже
очень любила лезть на рожон. Это же удивительная возможность, сэр!
Можно раз за разом помогать ему избегать гибели, приучая к удаче. А
потом, когда нам потребуется, просто отвернуться. Если же еще
чуть-чуть подсыпать соли на разные раны, то его фиаско может
оказаться настоящей карой небес…
Посланник задумался.
Он прибыл в Санкт-Петербург после
упомянутой истории, так что знал немного. Но слышал о том, что в
последние годы тот поэт, делавший немало для раздражения общества,
стал меняться, быстро переходя к совершенно неуместной для них
позиции. А ведь в него вложили столько сил, чтобы этот самый
«каждый прапорщик» о нем вообще знал…