Если бы сейчас кто-нибудь
из посторонних вздумал заглянуть в это глухое местечко, то
наверняка подумал бы, что черти с ведьмами опять
справляют здесь свой очередной шабаш. Уж на что грачи — эти
нахальнейшие из диких птиц, привыкшие выклевывать зерно прямо
из-под лукошка сеятеля, — а и те испуганно шарахались
от мельницы и недовольно усаживались на дальнем дереве,
переругивались между собой. Такой жуткий визг слышался на
мельнице.
А визжали там две разгульные
девки да веселая вдовушка из Ермолова.
Ну, а там, где водится подобная рыбка, непременно
найдутся и рыболовы, привыкшие бродить в мутной воде.
Короче говоря, на Игнатовой мельнице
собралась кампания, ничуть не лучше той, с какой прежде
водился Родивоныч.
На коленях у него сидела босая и
простоволосая вдовушка в расстегнутой и выбившейся
из-под сарафана сорочке. По бокам Игнат и еще трое
парней тискали девок.
— Сладенький ты мой, — пьяно сюсюкала
вдовушка и лезла к Андрею целоваться. — Ну еще разок! Еще. Ой, как
хорошо-то!
Дав себя поцеловать, Баташов
вдруг резко встал и, не обращая внимания на свалившуюся подружку,
шагнул к двери:
— Гуляйте тут!...
— Куда ж ты, родненький? —
заскулила вдовушка, но Андрей только махнул рукой. Некогда! Он
спешил к попу, вернее, к поповне, которой на сегодня назначил
свидание. Все эти девки и вдовы — блажь, а вот там,
в поповском саду, его ждет действительно вещь.
Под вещью в данном случае
подразумевалось нечто весьма ценное, требующее
более серьезного внимания. А тут что — дешевка и ничего
больше. Прав отец. Пора кончать с этим!
Таким образом, и сам
Андрей Баташов пришел, наконец, к мысли о необходимости
как-то устроить свое личное счастье. Что из этого получилось, мы
можем узнать, если ознакомимся с выпиской,
сделанной автором из документа того времени.
***
В одной из пожелтевших тетрадей
гусевского архива Баташовых мы обнаружили следующую, весьма
примечательную запись:
"Во имя отца и сына и святого
духа!
1758 года майя 14 дня.
300 рублей серебром дано
поверенному Москвину для уплаты иерею Ермоловской церкви о.
Никодиму без записи в книгу конторскую.
Сию же книгу почал аз грешный для
памяти, ибо не ведаю, упомнит ли милостивец наш и господин А.Р.
когда отчет спрашивать будет. О прошлом годе было, что
спросил, куда я три сотни девал, а я забыл, а он меня поколотил
знатно, и сказал: жалование мое годовое с меня выдерет. Опосля же
припомнил я, что те три сотни ему же давал на выкуп от каких-то
воров и мошенников. И хотя оправдался я, а те побои на мне
остались.