Вышел из кареты Андрей Родионович,
подал руку молодой хозяйке. Ахнул народ. Зашептались жены и девки.
Выплыла из кареты такая раскрасавица, о каких только в сказках и
услышишь. Склонила головку на бочок, улыбнулась — будто каждого
рублем одарила.
Кивнул квадратной головой хозяин
— и невидный попик Гусевского погоста отец Симеон начал
молебствие:
— Во имя отца и сына и святаго
духа!
Прогудел что-то дьякон басом,
зазвенели тонкие девичьи голоса — и вот весь хор торжественно
грянул:
— Тебе Бога хвалим!
Сверкают на солнце золоченые ризы
икон, поповские ризы, карета Баташова, священные церковные знамена.
Пестрят девичьи сарафаны и сатиновые рубахи парней. И далеко
разносится требование ко всевышнему:
— Подаждь, господи!
— Победы ради христолюбивого воинства
российского, — провозглашает отец Симеон, кропя святой водой
новенькие, блестящие свежей краской орудийные стволы.
— Подаждь, господи! — подхватывает
хор.
* * *
Много пота и крови стоили работным
эти первые три пушки, отлитые по заказу Херсонского Адмиралтейства.
Трудились над ними, не разгибая спины. Корку черствую грызли
заместо обеда. Подгоняли их кнутом мастера. Случалось и сам хозяин
лапу свою тяжелую прикладывал. Дома выли голодные дети. Жены не
знали, чем дыры на подолах прикрыть. Одним словом, не легко
достались пушечки.
А настал торжественный час —
и гордо подняли работяги свои головы. Как-то радостнее на
душе у каждого, будто тяжесть великую скинули с плеч. Да и то
сказать, раз дело теперь на лад пошло, так и заработать можно будет
и с долгами со всеми расплатиться.
Радостью сияют глаза Казюка. Гладит
он любовно ствол пушки, только что покропленный святой водицею.
Любуясь ею, говорит весело:
— Нашей работы голубушка. Дай Бог,
чтоб потрудились на славу!
— Да уж вдарит, небось, по
нехристям, — подхватывает один из работных. — Чать не зря над ней
спину ломали. Ишь какая красавица!
По сему торжественному случаю Баташов
пир закатил. Пригласил на него нескольких купцов. Офицера из
Берг-коллегии. Трех попов во главе с благочинным. Мастеров своих и
приказчиков. Угощал вином и медом и такими яствами, каких многие из
них отродясь не пробовали. Всем работным тоже велел по чарке
выдать и по шитому полотенцу на память.
А на другой день в заводской конторке
получку давали. Она явилась как бы продолжением праздника.