И вот ведь до чего удачлив мошенник,
если даже то, что другим железнопромышленникам во вред, ему на руку
оборачивается. Вон какие нехорошие законы граф Шувалов измыслил!
Сказал, мол, огненные заводы много лесу изводят и скоро-де округ
Москвы никакой зелени не останется. А посему закрыл многие заводы
под Тулой, Калугой и другими ближними к Москве городами.
Под запрет попали заводы братьев
Никоновых, Данилова, Митрофанова и другие, в том числе Грязненский
Родивона Ивановича Баташова.
Казюк, конечно, понимает, в чем тут
дело. Граф-заводчик не о лесах — о собственных доходах печется.
Супротивников своих с дороги спихивает. Его-то заводов запрет не
коснулся. И они по-прежнему плавят руду, не жалея лесу.
Только вот чудно получается. От
шуваловского запрета не столько Шувалов выиграл, сколько наш
Родивоныч. Шуваловские-то заводы как были хилыми, так и остались, а
Родивоныч и прежние расширяет и новые один за другим стряпает.
Муромские-то леса, где он хозяйничает, ни под какой запрет не
подходят. Вот оно как ловко получатся!
Выходит, не себе, а Баташову
Шувалов дорогу очистил. Так ему и надо, хитрецу!
— Ищи, Казюк, ищи! — приказывает
Родивоныч.
Вот и ходит дядя Егор по лесам и
болотам, камень железный высматривает. А работные косятся на него,
клянут старого на чем свет стоит:
— Ишь на Баташова как старается!
— Холуй хозяйский!
Слышит те попреки рудознатец,
горбится низко. Нет-нет да и смахнет с обветренной щеки слезу. Не
понимают старого мастера люди, злобятся понапрасну. Не скажешь же
каждому, что для них же трудишься. А и скажешь — кто поверит?
Одни лишь гусевские углежоги со
слезящимися от едкого дыма глазами, завидев Казюка с его котомочкой
и молоточком, покличут рудознатца к своему немудреному обеду. А и
те не утерпят, покорят:
— Пошто, старый, — спросит его
дерзкий артельный Семка Уголек, — руду хозяину все шаришь да
шаришь? Ведь та руда баташовская нам же на погибель.
Положит ложку Казюк, взглянет на
Семку пристально, головой покачает да и скажет:
— Можа, оно и так, Семен. Только ведь
и о другом забывать не след. Ружья да пушки на березах не растут. А
без них Рассея наша что конь без подков. Где склизко — там и
спотыкается. Вот и суди, голова, как хошь!
И хотя неграмотные углежоги не могли
знать, кому и зачем нужна война, но коль из веку так повелось,
соглашались с Казюком: Рассее-матушке слабой быть никак
невозможно.