И венчание Глашеньки состоялось. И ее
растерянные родители — гордые помещики Дементьевы — присутствовали
на обряде. И не только они. Десятки виднейших дворян съехались на
эту пышную церемонию, а затем приняли участие в веселом свадебном
пиршестве. И опять над гусевской усадьбой Баташова играли и
сверкали волшебные огни фейерверка.
Правда, в церкви и по пути к
дому молодых гости шепотом возмущались нарушением одного из
основных законов православной веры:
— При живой жене — как можно?
— Кому нельзя, Баташову все
можно!
Стоило, однако, отведать
свадебных угощений — и все забыли о беззаконии, свидетелями и
участниками которого являлись сами. Уж больно широко и радушно
принял их тороватый молодожен. И ловок же, сукин сын! Какую девицу
ухватил! Царевна! Ради такой ничего не пожалеешь. Поди, мильоны
родителям отвалил. Не иначе.
* * *
А что же сталось с первой женой
Баташова — золотокудрой красавицей Екатериной Никтарьевной? Зачем
позволила она так грубо надругаться над своими супружескими
правами? Разве она уже потеряла их? Или нарушила супружескую
верность?
Ничего подобного.
Во-первых, ее мнения никто и не
спрашивал. А во-вторых, ее благоверный умел действовать
расчетливо и точно.
И опять-таки он поступил очень
просто. Предоставил в распоряжение любимой супруги свою лучшую
карету с красивой упряжкой и посоветовал показать сыну Андрею
многочисленные заводы и имения, первым наследником которых тот
являлся. Провожатым с ними послал ермишинского управителя, наказав
последнему сладить дело так, чтобы барыня не очень спешила
возвратиться в Гусь-железный. А тем временем устроил все,
чего так упорно добивался.
Однако, не вечно же хозяйка большого
гусевского дома будет разгуливать с сыном по многочисленным
владениям мужа. Потянет же ее домой, заскучает же по горячей
мужской ласке. Но всему свое время. А пока ничто не мешает Андрею
Родионовичу упиваться новой любовью. Все остальное для него
ерунда...
Вернувшись из путешествия и узнав о
случившемся, Екатерина Никтарьевна была настолько потрясена
вероломством супруга, что совершенно растерялась. Не зная, что
предпринять, она заперлась в своих апартаментах и плакала навзрыд.
Плакала много дней подряд, не показываясь мужу. А когда, наконец,
немного пришла в себя и решилась на разговор с ним, Андрей
Родионович, немало не смущаясь, огорошил: