«Костюм — лицо делового человека, —
говорил он накануне, стоя перед зеркалом. Среди старых вещей не
находилось желаемого. — Запомни это накрепко и старайся, чтобы
первое впечатление служило твоей цели».
Цели у отца были огромные. В детали
Хенрика не посвящали, но ему удалось подслушать обрывок
родительского разговора. Предстоящая встреча с банкирами была
ступенькой для будущего бизнеса. «Настоящего бизнеса, Мэй, — уверял
он маму, — теперь всё по-честному».
Хенрик надеялся, что так и будет. В
свои годы он знал, что честные деньги достаются сложнее. Знал,
какие сделки совершаются в доках, — как и любой мальчишка, выросший
в Мёртвой гавани, где собираются Братья. Это часть привычного мира,
однако Хенрик не хотел бы провести всю жизнь вблизи порта.
Шагая по улицам Иг-Ховена, он
поднимал голову, разглядывая лепнину и перила балконов. Под ногами
хлюпали вчерашние лужи, навстречу спешили прохожие. Основной поток
их хлынет через час, а пока...
Хенрик прислушался. Из переулка
раздался свист. Знакомый свист, от которого леденел хребет и
слабели ноги. Щербатый Карл, глава «горшечников», собственной
персоной. Недолго думая, Хенрик шмыгнул за угол, свернув не на ту
улицу. Сердце учащённо билось.
Ничего страшного, сделает крюк и
выйдет к «Игле» с другой стороны. Опоздает на урок арифметики и
менэйр Винден его непременно накажет: всё лучше, чем встретиться в
одиночку с бандой Карла.
Никто не помнил, как долго они
враждовали, но ненависть была столь искренней, что «горшечники» на
дух не переносили «рыбников», а те отвечали взаимностью. Между
Гаванью и Иг-Ховеном пролегала своеобразная межа, и горе тому, кто
отважился её перейти.
Хенрик поспешил убраться с улицы —
напрямик, через пустынный тесный дворик, где за сетчатой оградой
раздались голоса.
— Держи, пригодится.
— И где достал фитюльку? —
Обладатель густого баритона цокнул языком.
— Всё тебе знать надо... Благодетель
подсобил.
Хенрик выглянул из-за мусорного
бака, увидев краем глаза говоривших. Один, пониже, кряжистый, стоял
к нему спиной. Второй, худой и долговязый, выстукивал нервную дробь
по каменной кладке. Глаза бегали на изуродованном лице. На ладони
он держал вещицу — слишком маленькую, чтобы разглядеть.
Оба были в куртках с нашивками
Братства.
Хенрик попятился. Неизвестно, за что
ополчился на него город этим утром и что хуже: десяток
«горшечников» или двое Свинцовых. Проверять на практике не
хотелось.