— Боюсь, это не приглашение,
малой.
Мальчик ощутил, как ослабла хватка.
Не успел пошевелить рукой, как на затылок обрушился удар. Он даже
не вскрикнул. Второй удар — последнее, что запомнил Хенрик.
27 марта
I
Рейнарт не любил перемены.
Любые. Если всё шло не так и не
вписывалось в ожидания, он становился пасмурнее тучи. Пальцы
подрагивали, выбивая нервный ритм, а в горле начинало саднить.
Пусть только кто заикнётся, что на
перемены не бывает аллергии.
Он сел на кровати. Откинул колючее
шерстяное одеяло и опустил ноги на пол. Лива, спавшая под боком,
спрыгнула следом. Рейнарт недовольно пошевелил пальцами. Холодно.
Ночь выстуживала комнаты; мартовский сквозняк проникал в щели и
стелился низом, подбираясь всё ближе. Обычно Рейнарт не обращал
внимания: он вставал в спешке, чтобы привести дом в порядок, пока
Гёделе не постучала в дверь.
Теперь торопиться некуда.
Отдёрнув штору, он проводил взглядом
ручеёк, скатившийся по стеклу. С крыши капало назойливо. Тревожно.
На душе было так же.
Вестей из Департамента не было, но
Рейнарт не сомневался — затишье перед бурей. Они заберут её. Или
Гёделе уйдёт сама. Наверное, он должен радоваться. Пару месяцев
назад так и было бы, но сейчас...
Он слишком долго привыкал, чтобы
отвыкнуть.
Тринадцатилетняя девчонка,
ворвавшаяся в дом среди ночи и перевернувшая всё с ног на голову,
была причиной, по которой он вставал по утрам, топил печь и
выбирался в город за покупками. Смахивал пыль с книжных полок и
переставал — хотя бы отчасти — быть замшелым пнём, которым она его
считала. Он ни за что бы не признался, что неделями ни с кем не
разговаривал, пока не появилась Гёделе.
Разумеется, он делал всё возможное,
чтобы она ушла. Вертлявая и не в меру любопытная, она говорила
слишком много и ожидала, что Рейнарт станет поддерживать беседы.
Как бы не так.
Он изучал её по-своему. Наблюдал. Для
Рейнарта было важно понять, что дар, проснувшийся в столь юном
возрасте, — не пустышка, и увидеть, как далеко он простирался.
Насколько крепко был связан с другой стороной. И послужили ли
раннему Всплеску события восьмилетней давности.
Половица скрипнула, когда Рейнарт
вошёл в кухню. Поставил на плиту медный ковш — чайника у него
отродясь не было. Рейнарт плеснул молока и покрошил Ливе хлеб в
блюдце, отрезав ломоть для себя.