Девять месяцев он не виделся с
сестрой — с того памятного дня.
— Ничего выходящего за рамки
обычного знакомства, офицер. Рине вращалась в других кругах.
— И вы этого не одобряли?
— Очевидно. — Никлас не мог
отделаться от ощущения, что вопросы шли по кругу.
— Всё из-за дурного влияния или
изначально были другие причины?
— Клятая богема, офицер. — Йонссен
пожалел, что не может затянуться прямо здесь и сейчас. — Все из
одного теста слеплены. Толкуют о высоком, а на деле — сущий вертеп.
Напиваются в дугу и дышат сизой пылью после очередного аншлага.
— Ваша сестра принимала наркотики? —
Взгляд лейтенанта оживился.
— Вот уж не знаю. Она не
докладывала.
Интерес потух, как зажжённая на
ветру спичка. Черкнув пару строк на отдельной бумажке, белобрысый
выглянул за дверь. Вручил записку посыльному и, стараясь удержать
невозмутимую маску, вернулся на место. Никласу хватило секунды,
чтобы запустить пальцы в нагрудный карман.
— Что насчёт мужчин? У вашей сестры
был... постоянный поклонник?
— Хахали были. — Никлас поскрёб
бороду. — Она их как перчатки меняла.
— То есть имена назвать
затрудняетесь?
— Затрудняюсь? — Усмешка вышла
кривой и какой-то нервной. — Ну, если у вас в протоколе так
написано, то да... Затрудняюсь.
На минуту в кабинете повисла тишина,
если не считать тканья часов и скрипа перьевой ручки.
— Ну а семья? Вы родом из
Вёрминсдорфа, верно? — На взгляд из-под раздражавшей чёлки Никлас
ответил прямым и тяжёлым.
— Только отец, но вам это
известно.
— Как часто Катарине с ним виделась?
Она могла, скажем... отправиться домой, чтобы навестить его?
Это вряд ли. Не настолько Рине
любила старика, чтобы поступиться ради него карьерой. Какие бы
неприятности на неё ни свалились, ничего кроме забвения в родной
деревушке не ждало.
— Письма, телеграммы... Боюсь,
офицер, этим всё ограничивалось. Рине не была близка с отцом. Даже
не вспомню, когда они виделись в последний раз.
Никлас Старший был не лучшим отцом,
и если сын с годами научился закрывать на это глаза, то малышка
Рине не сумела простить. Ей с детства не хватало материнской опеки
и того искреннего чувства, что принято называть любовью в
нормальных семьях. Йонссенов оно обошло стороной.
Должно быть, их семейка выглядела не
лучшим образом, но Никласу было плевать на чужое мнение. Тем более
теперь, когда собственные вопросы жалили виски и отдавались болью в
затылке — им необходимо было прозвучать вслух, чтобы не разорвать
череп на осколки. Слишком неожиданной стала повестка в полицию.
Весть о пропаже Рине напомнила пропущенный удар под дых, от
которого Никлас не успел заслониться. И потому, поставив подпись на
бланке протокола, он не спешил покидать кабинет.