Так случалось постоянно: размышляя о
новой форме или рисуя перед глазами контуры рун, она будто
засыпала, выпадая из реальности. Иногда во время уроков. Выручало
лишь то, что после разговора с тётей Лейсбет учителя списали её
состояние на временные проблемы со здоровьем.
— Ммм... о билетах. Я к ним ещё не
притрагивалась, — она вздохнула.
Это было правдой. За последние
месяцы успеваемость снизилась. Блистала Гёда только на истории —
когда вспоминала что-нибудь из рассказанного Рейнартом. В учебниках
о таком обычно не писали.
— Могу дать конспекты, если хочешь.
— Он нарочито небрежно пожал плечами, и девочка спрятала улыбку. За
время восьмого класса Петер сильно изменился. Вытянулся вверх,
посерьёзнел и стал ответственней относиться к учёбе. Собирался
поступать на факультет права после окончания школы.
Если так, они наверняка будут
видеться в Университете, о котором рассказывал Рейнарт.
— Было бы здорово. Забегу сегодня
вечером, ладно? — Девочка не заметила, как быстро они оказались у
дома. Балансируя на нижней ступеньке, она ждала ответа. Петер с
готовностью протянул ей портфель.
— Может, в кино тогда? Во «Вспышке»
новый фильм крутят.
— Опять про войну?
— Ну... — Он замялся. — И про любовь
тоже. Нату понравилось.
Натаниэль был старшим из братьев
Симонсов — готовился в начале лета надеть мантию выпускника. С
«детворой» он больше не знался: всё свободное время проводил в
отцовском гараже, где хранил сокровище — дальномерный фотоаппарат с
запасами плёнки, на который Гёделе хотелось бы взглянуть, да только
кто позволит?
— Когда начало? — Она прикинула, что
скажет Рейнарт.
— В семь.
— Тогда по рукам! — Ударив по
подставленной ладошке, она взбежала наверх, доставая из кармана
ключи.
— Жду в полседьмого! — крикнул Петер
из-за двери.
Девочка улыбнулась, скидывая
пальто.
Тётя Лейсбет была дома. На кухне
что-то стучало, скворчало и невообразимо вкусно пахло. Гёделе
пожалела, что стрелки часов приближались к трём: ей ещё бежать до
набережной. Рейнарт при дурном настроении превращался в скрягу:
возьмёт и заставит повторять седьмой круг форм, на котором
она всегда спотыкалась.
Сняв сапоги, Гёда забежала в
кухню.
— Пахнет потрясающе! Но на ужин я
опоздаю. — Она выгнула брови. — Прости, ладно?
— Ну что за вечная спешка? Сядь хоть
сейчас поешь.
Даже в домашнем платье тётя Бет была
красивой — как всегда. Той мягкой, уверенной красотой, которой не
нужны ни дорогие украшения, ни броский макияж. Гёделе мечтала быть
хоть немного похожей на неё, но пока что их роднил только цвет
волос — каштановый, отливающий на солнце осенним золотом.