Покинув кабинет, Дитрих оттянул
ворот рубашки, ослабив галстук.
Прямо сейчас шестерни скрежетали,
угрожая в любой момент замереть и вызвать панику, которая
захлестнёт город, если её не остановить в зародыше. А значит,
проблема заключалась в них. Именно они делали что-то неправильно,
не справлялись с задачей. Не видели того, что должны были.
Дитрих дал бы руку на отсечение,
позволь это ему прозреть.
Уютные офисы, меж тем, остались
позади. Коридор, по которому он шагал, не навевал благих мыслей.
Допросы здесь проводили иначе и в совершенно другой обстановке,
нежели в полицейских участках.
В их «квадратной комнате»,
погружённой в полумрак, уже находились Рудо со стажёром — недавним
выпускником, чьего имени он не помнил: простого «эй, ты!» бывало
достаточно, чтобы привлечь внимание.
Вот и сейчас, отправив парня с
каким-то поручением, Рудо повернулся к нему. Угол рта привычно
дрогнул.
— Думал начинать без тебя. Наши
свидетели заждались — думаю, девочке пора быть дома в такой час.
Держать их дольше положенного не в наших интересах.
Остановившись у зеркала Гайзеля —
одностороннего стекла с тончайшим алюминиевым напылением, — он
скрестил руки на груди. Комната допросов была ярко освещена,
благодаря чему создавался непроницаемый эффект. Посреди неё сидели
двое. Рейнарт ван Адденс и Гёделе де Мас.
На скулах Дитриха заиграли
желваки.
— Не хочешь повидаться с давним
другом? — Насмешку в голосе Моритса он проглотил молча. С годами
Дитрих научился сносить большее.
— Нет. — Покачал головой. — Мы с ним
не друзья.
Они с Рейнартом не виделись восемь
лет — с тех пор, как жизнь младшего следователя ван дер Гасса
полетела под откос. И пусть до того они неплохо работали в паре,
где ван Адденс выступал консультантом, вспоминать о прошлых
временах было горько.
— Будет лучше, если пойдёшь ты. — Не
глядя на Рудо, он продолжал рассматривать девочку сквозь затенённое
стекло.
Бледная, растрёпанная, сидит на
высоком стуле, словно тощая птаха на жёрдочке. Но молчит — лишь
зубы стискивает. Держится хорошо, учитывая то, что ей пришлось
увидеть.
Кулаки непроизвольно сжались, и
Дитрих поймал себя на мысли, что настало время пересечь черту. Ту
самую, которую он давал обещание не переходить.
— Представляю, как ван Адденс мне
обрадуется. — Несмотря на благодушный тон, лицо Рудо приняло почти
зловещие черты. Об их соперничестве в Университете Дитрих был
наслышан. Оба слыли одарёнными волшебниками и желали добиться
большего, произведя впечатление на наставницу Шлотман. Только после
выпуска пошли разными путями — очевидно, к лучшему.