Скользнув за угол кирпичного дома,
Дитрих ускорил шаг и устремился в ближайшую подворотню. Неслышно
отворилась чугунная калитка; он замер в тени, отбрасываемой
фронтоном здания. Мысленно потянулся к преследователям. То, что их
двое, Дитрих понял, как только слился с потоком, настроившись на
особые частоты, как проделал накануне с Никласом Йонссеном.
То, что он увидел в отрывочных
картинках, Дитриху не понравилось. С частью своего прошлого он
предпочёл бы расстаться навсегда.
Не расходуя больше энергии, он
дождался момента, когда парочка поравнялась с домом.
— Чем могу помочь, менэйры? —
Прислонившись плечом к кирпичной стене, он по обыкновению
закурил.
Перед ним стояли мордовороты из
Братства. В блестящих в свете фонарей куртках с нашивками на груди,
оба выше Дитриха почти на голову.
Шавки Железного Барта выгодно
отличались от простых головорезов: они могли при надобности
пораскинуть мозгами. Непроходимых идиотов Бартоломью близ себя не
держал.
— Нам — вряд ли, а вот Барт хотел
повидаться. — Сплюнув смоляную жвачку, верзила кивнул за плечо. —
Просил передать, что настаивает.
Проклятье! Нашёл же момент...
— Подозреваю, вежливый отказ не
принимается, — Дитрих хмыкнул, стряхнув пепел. — Веди.
Больше «братья» не обмолвились ни
словом, пока шагали по пустынным улицам, минуя оживлённые
проспекты. Дитрих шёл, засунув руки в карманы и глядя под ноги — на
глянцевые лужи, блестящие потёками солнечного масла.
Последний раз они с Бартом виделись
пятнадцать лет назад — тогда в жизни Дитриха появилась магия, а
затем и Лейсбет, которая вытащила его из ямы. Даже местом в
Департаменте он был обязан ей, и пусть она не осознавала, но он
считал Бет своим благословением.
...Казино «Однорукий Эбб» стояло на
углу Фалберт-штрат — невидимой границе, где заканчивался
Ньив-Дармун и начиналась Мёртвая Гавань. Город внутри города, со
своими правилами и законами. Крошечное царство, омываемое водами
Багрового Залива, с десятком причалов и судостроительной
верфью.
Со стороны бухты дул колючий
мартовский ветер, и Дитрих сцепил зубы, слегка пригнувшись. Совсем
как в детстве, когда раз за разом поднимался на ноги, не видя перед
собой ничего, кроме перекошенного злобой лица.
... — Встаёшь, сучёныш, а? Мало
тебе? Так я добавлю! — Тяжёлый кулак бьёт в полную силу, и Дитрих
отлетает к стене.