Неужели всё кончится так? Она ведь
должна успеть, чтобы увидеть Рейнарта... Пока не поздно.
Злые слёзы блеснули в глазах. Она
подняла взгляд на Юпа, который тяжело дышал, пряча амулет за
пазуху. По лицу пробежала судорога боли.
— Ты одержим, — прошептала она.
Так просто... Почему она не
догадалась раньше?
Их встреча была неслучайна: гайстов
влечёт к одарённым, как мотыльков на яркий свет. Рано или поздно
это должно было случиться.
Амулет не только блокировал магию,
но и причинял боль ему самому.
— Откуда он у тебя?
Она ожидала чего угодно: ярости,
очередного удара или проклятий. Но он ответил тихо:
— Скоро узнаешь.
За бесцветным голосом пришла
чернота. В ней не было ни лестниц, ни зеркал. Лишь бесконечное,
бездонное ничто, баюкавшее Гёду сотней щупалец-рук.
26 марта
I
Щупальца каналов остались позади.
Иг-Ховен лабиринтом улочек тянулся на милю вперёд. Дитрих не любил
бывать в старейшем квартале столицы. За многовековую историю
Дармуна — тогда ещё без приставки «ньив» — здесь творилось всякое.
Осады, бунты, казни — стоило бросить взгляд на узкие мостки и
каналы, как увидишь вереницу утопленников. А чуть дальше мощёная
дорога уходила круто вверх — на холм позади Хелскё, где некогда
стояла крепость, разрушенная имперцами. Все эти рубцы остались на
теле города — замурованные в камне. Не обязательно обладать даром
чтобы их разглядеть. Достаточно видеть, когда
смотришь.
Свернув в проулок, он боком миновал
пространство меж домами. В самом узком месте улица была не больше
ярда в ширину. Крошечные балкончики соприкасались над головой, и
талая вода стекала на шляпу. Дитрих застал тот утренний час, когда
тишина сменялась всеобщей суетой. Мимо спешили велосипедисты,
горластые мальчишки раздавали газеты, а из ближайшей булочной
слышались ароматы свежей сдобы. И всё это под грохот трамваев и
извечный дым заводских труб.
Ньив-Дармун просыпался долго, как
старик, что ворочался с боку на бок, разминая скрипящие суставы. Но
это ничего не значило: просто сегодня ему захотелось принять такой
облик. В запасе у города было немало масок, пылившихся до времени в
небытие.
Дитрих перешагнул лужу и остановился
перед невзрачным крыльцом. Над ним красовалась вывеска с резными
буквами — «Золотая игла». Некогда жёлтая краска облупилась, первая
буква «о» и вовсе потерялась на сером фоне. Дверь поддалась нехотя
и резво захлопнулась за следователем.