— Отодвигай бочку от двери и выходи
подобру-поздорову, — пригрозила Сандра зловещим голосом.
— Будь поласковее,
девица-красавица! Как же баньку натопить и спать уложить, да? А
потом уже расспрашивать!
— Сейчас я тебе покажу
«поласковее», — пообещал Сашка самым тяжелым тоном, на который
был способен, и на пробу врезал по двери кулаком. — Д-добрый
молодец, you rotten horsecunt[4]!
/[4] Намекает
на родство собеседника с определенными частями кобылы
(англ.)/
Кулаки у штурмана были тяжелые,
— недостаточно, чтобы чувствительно сотрясти обитую железом
дверь, однако звук получился громкий. Демонстрация силы в сочетании
со злобной руганью оказалась действеннее окуривание: их собеседник
сдался.
— Все-все! — крикнул голос, на сей
звучащий уже нормально, без кукольного издевательства. — Понял,
начальник! Выхожу.
Из-за двери послышались сдавленные
ругательства (исключительно на архаичном русском), потом
— скрежет тяжелой бочки по полу.
— Только дверь не открывай! —
крикнула вдруг Санька, побледнев. — Экипаж облучишь!
— Не первый раз замужем! — ответили
из-за двери.
Тут же незваный гость просочился
прямо сквозь заговоренные створки.
«Заяц» оказался моложе Сашки и Саньки
лет на пять — или так выглядел. Совсем еще мальчишка, короче
говоря. Одет он был в клетчатую рубашку, мешковатые штаны с большим
количеством карманов и парусиновую куртку, которая, казалось, могла
бы заменить ему парус, если бы он расставил руки. Босиком, но в
грязно-серой шапочке, из-под которой ниже колен свисали длинные
черные волосы. В руках парень виновато вертел белый истерзанный
ботинок со шнуровкой.
— Ну, утро доброе, начальники, —
сказал он, подняв на Сашку и Саньку невинные зеленые глаза, очень
большие и яркие на бледном, скуластом лице. — А я чего поделаю,
если они… и так, и эдак… и в башмак запихали… и не
спросили!
— Кто в башмак? — спросила Сандра, а
Сашка эхом повторил:
— Кого не спросили?..
Парень потупился.
...Для объяснений все собрались в
кают-компании (подтянувшаяся Княгиня даже не подумала переодеться
из розовой пижаме, хотя волосы уложила). Дело не терпело
отлагательств: если бы домового — а уже стало окончательно ясно,
что перед ними домовой — решено было высаживать, делать это
следовало теперь. Прямо сейчас он мог добраться до Марса-2, эфирной
станции на орбите реального Марса, в катере, дрейфуя по воле
ветров, которые здесь дули по направлению к Солнечной Системе