Я даже зажмурился от нахлынувшей
ненависти:
- Айсы – не люди. Они потеряли право
называться людьми, когда попытались поработить человечество. Они
убили десятки - сотни миллионов людей. Наших дедов и отцов сжигали
в печах, травили газами, расстреливали, уничтожали. Потребовалась
вся мощь объединенного человечества, чтобы уничтожить их проклятое
государство. Мы были вправе в абсолютном моральном праве полностью
стереть их с лица нашего мира. Но люди должны быть милосердны, мы
должны дать им шанс искупить свою вину… - я остановился. Стоп.
Хватит. К чему повторять известные всем факты. Но как же не
повторять их? Разве такое можно забыть? Разве такое можно простить?
А вдруг они, наши дети, забудут об этом? Вдруг они смогут простить
их?
И вдруг я вспомнил Лею. Красивое,
теплое тело и такой чистый невинный взгляд. А потом я вспомнил
лагерь. Смутные детские воспоминания. Серые бесконечно тусклые
бараки уходящие вдаль. Черная человеческая масса, медленно ползущая
в пыли. И пронзительный тупой изнывающий голод. Я рефлекторно
почесал левое запястье. ЕН-5471. Эти буквы и цифры давным-давно
вымараны с моего тела, но в памяти еще живут, скребутся, заставляют
вскакивать среди ночи. Я задышал резко и шумно. Нужно было прийти в
себя, но уже раздался звонок.
* * *
Она училась или вспоминала необычайно
быстро. Прошло всего лишь десять дней, и я мог уже вести с ней
осмысленные беседы. Одна из моих догадок все же подтвердилась. Она
потеряла память. Совсем. Я даже не представлял, что такое возможно.
Она не знала кто такие айсы, чем они отличаются от людей и в чем их
вина. Но она не знала и других, гораздо более простых вещей.
Несмотря на всю мою ненависть и отвращение, я все же испытывал к
ней какое-то необъяснимое влечение. И дело даже не в том, что она
была красивой, доступной и покорной женщиной. Что-то в ней было
такое, то ли во взгляде, то ли в тихом спокойном голосе, что-то,
что не давало мне покоя. Что-то, что постоянно заставляло меня
думать. Думать…думать не о ней. Вернее, не только о ней, а обо
всем. О мире, о свободе, о справедливости, о любви и… и об
айсах.
Она задавала вопросы, сотни, тысячи
вопросов, которые требовали сотни, тысячи ответов. Когда я
рассказал ей про айсов, она заплакала. Маленькие прозрачные слезы,
катились по щекам. Капали на платье и расползались темными серыми
пятнами. Я рассказал про бомбежки, про лагерь, про голод, про
смерть. И наконец, я рассказал, что она – айс. Она будто не
удивилась, она как будто ждала этого.