– Помоги встать отцу…– раздался с пола знакомый голос – хриплый,
с неуловимым акцентом. Вроде бы тот же самый, которым только что
разговаривал Пряников, но в то же время неуловимо иной. Не копия –
оригинал.
– Агьа! – радостно завопил Очкарик.
Он проворно перевернул артиста на спину и помог ему сесть. Тот
уперся могучими руками в пол и, откинув голову назад, звучно
прочистил горло и без всякого стеснения харкнул в стену перед
собой. Невероятных размеров плевок влепился в выцветшие обои, и тут
же стек по ним густой амебоподобной кляксой, коричневато-кровавого
цвета. В воздухе мгновенно разлился запах табака и гнили.
– Дрянь какая! – недовольно прохрипел Пряников. – Я же просил
мне некурящего найти?! Что, в этом паршивом мирке не осталось пары
здоровых легких?
– За то время, что ты дал – лучшее, что ийэ успела отыскать, –
виновато повесив голову, покаялся Очкарик.
Аркадий Афанасьевич… нет, кто-то или что-то, похожее на Аркадия
Афанасьевича как две капли воды, недовольно пробормотало себе под
нос неразборчивое ругательство и попыталось встать. Новое тело все
еще слушалось плохо, и если бы Очкарик вовремя не поддержал его,
обхватив рукой подмышками, оно бы наверняка рухнуло обратно на пол.
Все еще недоверчиво поглядывая на вновь обретенного отца, Очкарик
робко спросил:
– Агьа, это правда ты? Мы вернули тебя?
Тот в ответ попытался отвесить нерадивому отпрыску подзатыльник,
но быстро перестал бороться с непослушной рукой и лишь спокойно
пообещал:
– Встану на ноги – шкуру с тебя спущу… и с бабки твоей… Чтобы
знали, каково мне сейчас…
Ничего не ответив, Айсан ощерил в улыбки мелкие острые зубки, и
глаза его за стеклами очков влажно заблестели. Он крепче обнял
своего агьаны и осторожно потащил его в кресло. Предстояло
еще каким-то образом утрясти вопросы с организаторами концерта,
врать, что «звезде нездоровится», но теперь, когда отец был здесь,
рядом с ним, шумно дыша своими новыми, хоть и больными легкими, все
казалось несущественным и мелким. Хотелось потереться носом о
щетинистую щеку нового отцова лица, но он знал, что запах еще долго
будет «чужим», и вместо этого лишь похлопал его по спине и
сказал:
– Хорошее тело, большое! Годное! Долго жить будешь, агьа!
– Тело дрянь, – отец вновь шумно откашлялся и выплюнул из себя
огромный сгусток табачно-кровавой слюны. – Курил он много шибко.
Рак у него. Он и сам бы лет через пять истлел, а со мной так за год
спичкой сгорит… – Дрянь тело, – покачав головой, повторил он.