— Санчес, Санчес, не дури! — забормотал он, отдуваясь. — Ты
башкой думаешь вообще? Один из лагеря! Ночью! Кто, блин, так
делает?!
Марат настороженно стрелял глазами по сторонам. Рассекая мелкий
дождик, тупой торпедой подплыл Костыль. Даже не запыхался.
— Ты чего психанул, Санчес?! Ну, пошутили, че ты, шуток не
понимаешь?!
— Прошутили? — зашипел Санька, пригибаясь. — Пошутили?!
— Ну да! — обрадованный его пониманием, улыбнулся Костыль. —
Вангеныч эту тему три года назад придумал, а Михей тебя подколол!
Расслабься уже!
В тусклом свете он не видел, как наливались бешенством Санькины
глаза. Вперед, примирительно поднимая ладони, выступил Марат.
— Санчес, реально, извини. Миха иногда себя как последняя
козлина ведет.
В его тихом голосе Санька услышал неподдельное сожаление.
Костыль тоже волновался, хрустел пальцами, не зная, куда их
пристроить. Этим двоим было по-настоящему стыдно, да, а вот
третьему… третьему…
Третий ворвался на перекресток, сопя, как паровоз, прижимая
ладони к ноющему боку. Взмокший от дождя и пота, Михей остановился,
выставив руку, будто рассекая зарождающуюся ссору.
— Стой! Погоди! Это … уффф… не я!
Кажется, он хотел сказать что-то еще, но с вытянутой руки на
Саньку оскалилась черная кротовья голова. Михей сообразил, как
подставился, попытался спрятать маску за спину, но сделал только
хуже. С криком Санька зарядил ему кулаком в живот, а когда Михей
согнулся пополам, добавил коленом в лицо. Получилось красиво, как в
кино. Под коленом негромко хрустнуло, Михей упал на спину, лицом в
небо. Сломанный нос хлестал кровью.
Марат и Костыль кинулись одновременно, с двух сторон. Первого
Санька свалил простейшей подсечкой, а на второго уже не успел.
Костыль облапил крепко, стиснул так, что хрустнули позвонки. Санька
попытался ударить его головой, но попал в плечо. Руки прижаты к
груди, ноги беспомощно болтаются, оставались зубы, зубы, и это не
будет по-девчачьи, если зубами…
— Хватит! Успокойся! — бычьим ревом отдавался в перепонках голос
Костыля. — Хорош, говорю!
— Убью… суки… — хрипел полузадушенный Санька.
Небесной артиллерией разрывались далекие громовые раскаты.
Грохотала кровь в ушах, заглушая крики Костыля. Тиски на груди
сжимали бешено подпрыгивающее сердце. В глазах темнело, под напором
уродливых лап-ковшей перекатывались, гулко стукаясь друг о друга,
тяжелые камни, обваливались пласты жирной почвы, проседал асфальт и
везде, везде и всюду пахло разрытой могилой.