Вдруг ноги ударились обо что-то,
способное послужить опорой, и серый маг поднялся. Глубины исчезли и
теперь он стоял в жидкости едва ли по колено. Стоял мокрый,
обезумевший от страха и непонимания, не способный больше кричать.
Зрение вернулось к нему, но радоваться было нечему, ведь то, что он
увидел…
Тобиус стоял посреди чего-то, что
было, возможно, болотом. Огромным болотом зелёной слизи, с
выступавшими над её жирной плёнкой тут и там кочками из осклизлых
груд костей. Границы реальности терялись в фосфоресцирующем
зеленоватом тумане, и куда ни кинь взгляд, были кости, кости,
кости, груды разномастных, покрытых слизью костей или целые остовы,
на которых сохранились чахлые, серые, почти растаявшие обрывки
плоти, коим ещё предстояло совсем исчезнуть.
И тут пришло обоняние.
Тот, кто вдыхал запах трупа,
пролежавшего неделю под палящим солнцем, облюбованного тысячами мух
и опарышей, трупа, чья мёртвая плоть под натиском разложения стала
обвисать, проваливаться в отверстия меж костей, чернеть и убывать с
черепа, придавая лицу выражения бесконечно глупые и уродливые, тот
кто наполнял свои лёгкие этим тошнотворно сладким ароматом,
протягивающим пальцы до самых кишок чтобы вырвать их через пищевод,
никогда не сможет понять чудовищной силы того смрада, что источала
слизь. Бесконечное гниение, бесконечное
разложение, распад, который не прекращался. Несметная тьма трупов,
которая гнила тысячами лет, но так и не исчезла, лишь укрепляясь и
густея, пока всё, чем они были, не превратилось в кости и густой
подрагивающий бульон… непереваренная пища в чьём-то безразмерном
брюхе…
Тобиус понял, что не смог скрыться от
ужасной пасти.
Вонь была столь сильна, что могла
убить и во сне, что пальцы сжимали лицо, силясь либо вдавить нос в
череп, либо отодрать его напрочь. Но Тобиус пересилил себя. Он
осознавал, что спит, и сон сей был не из тех, которые сновидец мог
контролировать, о нет. Тобиус понимал, что стоит посреди болота,
где почва — кость, плоть — слизь, а туман… что ж, когда-то у всех
этих мертвецов были души.
Ощутив, как ноги медленно
проваливаются меж костей, словно засасываемые няшей, он засуетился
чтобы выдрать их. И пошёл. Оглядываясь, спотыкаясь, оскальзываясь,
содрогаясь от отвращения к тому, что покрывало его тело липкой
плёнкой, он шёл по костям всё дальше, шёл в зловонном тумане, не
ведая направлений, не веря, что есть выход. Что ещё ему было делать
в кошмаре, которым стал его сон.