— Никем! — отвечает он злобно. — Когда я стану большим, то
просто всех убью!
Сутолока внутри не в пример меньше. Народ разбредается кто куда:
иные исчезают за чёрными лакированными дверями, кто-то, воровато
оглядываясь, ныряет в узкие мрачные коридоры. Звуки марша уже едва
прорываются сквозь странное ноющее дребезжание, и отчего-то вдруг
становится душно до рвоты.
Плевать! Спотыкаясь о проржавевшие мусорные баки, путаясь в
обрывках стекловаты и пакли, Саша со всех ног мчится к залитой
светом арене.
Пусто… Ни зрителей, ни артистов — цирк словно вымер. Только,
хрустя битым стеклом под копытами, бегает по кругу лошадка да
какой-то патлатый пидор, застыв под прожекторами, играет на губной
гармошке. И ладно бы умел, а то визжит, как кошка, застрявшая в
печной трубе.
Что это за гармошка, Саша понимает почти мгновенно.
— Эй ты, баклан! — сжав кулаки, он в три прыжка оказывается
рядом. — У тебя проблемы!
— Нет, дружок, проблемы у тебя, — дядька вдвое выше, чтобы
рассмотреть Сашу, ему приходится нагнуться, — дело в том, что
завхоз Прокопыч устроил в подвале схрон, а твой…
— Отдай! Это моё! — дядька поднимает гармошку над головой, и
можно прыгать до посинения. — Отдай!
— Там написано: «Саше». Ты Саша?
— Саша!
— А вдруг я тоже Саша? Чего делать будем?
— Ты не Саша! Ты! Ты! — губы предательски дрожат. — Гомосятина
вонючая! Подожди, я позову друзей, и мы тебя так отмудохаем!
— У тебя, наверное, много друзей, малыш? — Ни злобы, ни издёвки,
лишь непонятная лёгкая грусть. — И кого же ты позовёшь?
— Кого позову?! Генку Воробьёва, Славика…
— Генку? А всё ли ты хорошо помнишь, дружок? — тяжёлый вздох, от
которого холодеет в груди. — Оттуда не приходят, даже на помощь к
лучшим друзьям…
Обрывки воспоминаний горячим песком бьют в лицо, и маленький
Саша уже не стыдится слёз. Генка погиб два года назад — нелепая,
чудовищная смерть. Лётчик-испытатель разбился, меняя лампочку в
собственном сортире.
Сквозь мутную пелену Саша смотрит на обидчика, наливаясь яростью
и злобой. Вот только что-то мешает броситься на него с кулаками и
жидким киселём размазать эту смазливую физиономию по ближайшей
стенке. Будто держат Сашу под руки двое бугаёв, а ему остаётся
только беспомощно дёргаться и всхлипывать.
Арену затягивает едкой гарью. И в этом клубящемся чаду плывут
перед Сашей хмурые лица друзей.