Ему, считал он, к лицу была суета.
В ней он черпает, как признался, явно противоположное – успокоение.
И все же он по отношению к Кобе человек «оттуда», и ему, как велит партийная дисциплина, надо подчиняться более чем беспрекословно.
В этот дождливый вечер они шли на одно сборище, которое, вроде бы, не имело политической окраски, но и там назревала возможностью высказать какое-то свое мнение, а то и спровоцировать спор.
Они вошли в ту пору, когда по залу застенчиво бродили покашливания, а оратор, не замечая этого, «шпарил» по писаному.
– Новый век открыл нам глаза, – кричал хиленький косошеий паренек, перебирая ножками так, словно готовился к прыжку. – И мы должны ими видеть больше, чем можно.
Коба тронули «искровца» за рукав и сказал:
– Сейчас будут дискутировать, может ли муха зачать от комара.
Но Виктору оратор почему-то понравился.
И он сказал:
– Шелуху с него смести можно просто. Но не пропадет ли вместе с этим колорит?
А потом они – втроем – долго шли по дождливому Тифлису и «искровец» рассказывал о самой газете, о том, кто в ней сотрудничает. И как трудно быть агентом такого замечательного издания.
Они постояли возле одного питейного заведения. Посмотрели, как увозом гостей занимается вышибала, и Виктор произнес:
– Каждый должен заниматься своим делом. Тогда не будет ничего разнотычного, что порой не дает нам возможности вникнуть в какую-либо суть.
И он сказал, главное, что человек никак не может простить себе подобного, ибо считает, что в хоть в чем-то, но лучше.
И чем больше говорил Курнатовский, тем больше Коба убеждался, что за таким люди не пойдут.
Нет в нем той вождистской, в его понимании, основательности. И судьба у него, как вздувшаяся вена, была как бы на поверхности. И вместе с тем, где-то внутри ее, тихо постанывал пульс, пропуская необходимое количество не очень гордой крови.
– Надо крепить существующие связи, – наставлял Виктор. – Добиваться, чтобы они имели военный смысл. А меняющиеся вкусы не должны отражать вот это…
Он – увертливым жестом – изобразил многоточия уроненных на клавиши пальцев.
– Итак, – сказал он, – будем держать друг друга в поле зрения.
А когда тот, кто так и остался безымянным, сгинул, произнес:
– Это переодевшийся под рабочего шпик.
И, что удивительно, оказался прав.