Ты встал и обрушился на эту дверь, Малыш. Ты пинал ее ногами, разбил в кровь и лоб, и кулаки. Ты плакал, ты скулил,, размазывая по лицу и слезы, и кровь, и грязь.
Ты прижимался к этой двери лицом, кусал пальцы, умолял ее открыться, а кого-то невидимого простить тебя.
Ты звал Бога, но из соседней квартиры высунулась соседка и сказала, что надо бы вызвать милицию. Ты скатился вниз по лестнице и кинулся наперерез патрульной машине. Ты размахивал руками перед носом молоденького милиционера и пытался все рассказать.
Милиционер озадаченно похлопал ресницами и обратился к кому-то вглубь машины.
– Палыч, чего он тут городит? Может, сходить взглянуть?
Палыч показал свое лицо и красочно сплюнул: – Какая квартира? Псих пьяный. Это Сидора квартира, какие еще девочки!
Они понимающе посмеялись и захлопнули перед Малышом очередную дверь.
А Малыш остался лежать на обочине. Лицом вниз. Схватившись ободранными пальцами за дорожный бордюр. Как за последний якорь.
И серое утро незаметно сменило ночь. И приходил новый день, в котором не бывает грязных вокзалов, Пухов и Карэ. Приходил день, в котором не было больше ничего, кроме немых запертых дверей. В которые можно биться, ломать себе ногти и разбивать себе головы. Но не одна дверь не сжалится над тобой просто так. И есть на свете Сидор, перед которым открываются двери, который заботится о тебе.
И страшно в этом мире только одно – оказаться с ним по разные стороны двери. Остальное можно пережить.
Надо только покрепче сжать зубы. Надо только получше закрыть глаза.
И ты сплюнул скопившуюся горечь на асфальт. И ты сунул руки в карманы. И ты пнул ногой банку из-под пепси. И ты пошел в день, не видя в нем пути. Но кто-то окликнул тебя… Ниоткуда. Ты не оглянулся. Ветер. Это просто ветер. Ты вернулся домой в восемь утра.
Где ты был? – спокойно спросил Сидор.
Я подстригся, – ответил ему младший брат.