– Ты немедленно, – зашипел батя, когда волна его ярости пошла на спад. – Слышишь меня? Немедленно, – давил на срочность, не озвучивая самого действия. – Немедленно женишься на Ильиной, – добил по итогу, заставив меня сорваться с затвора и посмотреть ему в глаза.
– Это исключено, – отрезал я категорично.
Еще не знал, как действовать. Но не жениться же. Бред.
– Исключено? – засвистел отец в новом припадке гнева. – Ты, мать твою, думаешь, у тебя выбор есть?! Думаешь, все глазки закроют, а ты продолжишь шляться кобелем по двору?! Так я тебе скажу: нет, – отрубил решительно. И, будто этого недостаточно, для надежности еще и ором штурманул: – Нет! – сам на этом крике едва не задохнулся. Рвано глотнув кислорода, после небольшой паузы сорванным голосом запричитал, как на отповеди: – Ты, сученыш, сделаешь то, что должен. Иначе я тебя собственными руками удавлю.
– К сведению принято, – отчеканил я сдержанно.
Только вот батя, войдя в раж, тянул лямку до последнего. У меня, сука, земля из-под ног уходила, а он ее еще и подкапывал.
– Мать, конечно, расстроится, – выдал с драматическим вздохом. – Все-таки столько лет тебе задницу подтирала… Но ничего. Как-то переживем. Выйдем на пенсию. Переберемся в Гондурас. Так что на могиле нас не жди, – тарахтел, разгоняя каких-то бесов. – Щенок, – тут постарался, прозвучало хлестко.
– Какой Гондурас? – толкнул я машинально.
Хотел уже прямо потребовать, чтобы заканчивал концерт. Духу не хватило. И не потому что кишка тонка – это точно не про меня. Батю уважал.
– А ты думаешь, что нам тут после тебя еще что-то светит? А?
Будучи не склонным разыгрывать трагедии на пустом месте, промолчал.
Батя же… Отдышался и вернулся к первоначальной стратегии.
– Сыграем свадьбу в следующем месяце. Сразу после сессии.
В башне снова загудело.
Представил эту свадьбу, блядь. Себя и Библиотеку. Группу нашу.
Экзистенциальный шок – просто обосраться.
Четыре года. Четыре, мать вашу, года.
Интереса – ноль. Что с моей, что с ее стороны.
Это, мать вашу, преступление, которое невозможно было просчитать.
Остальные курсанты нередко обсуждали судьбу Библиотеки. Но я в этом балагане даже теоретического участия не принимал. И вдруг стал тем самым козлом отпущения.
Какого хрена?!
Что ж мы, сука, наделали?!
Спина прямая, руки по швам, взгляд под потолком – стоял, будто пришпиленный к полу.