Да уж неправильный из него какой-то
«попаданец» получается: о будущем знает, примерно представляя, как
все можно изменить, но при этом сомневается, стоит ли что-то
менять. В фантастических книжках об этом как-то не писали, ага.
Там-то все просто было: главное – донести свои сверхценные знания
до командования, а то и лично товарища Сталина, а там – хоть трава
не расти. В том смысле, что хуже, чем в реальной истории, быть
априори не может. Мол, вот как узнают наши о будущих немецких
планах, так сразу кэ-эк развернутся, кэ-эк изменят историю в лучшую
сторону… А если, мать твою, нет?! Если все-таки может?! Нет, оно,
конечно, понятно, что в стратегическом плане ход Великой
Отечественной вряд ли всерьез изменится – Москву отстояли,
Сталинградская битва тоже уже свершилась. Но не приведут ли его
действия к увеличению наших потерь и затягиванию сроков будущих
наступлений? Ведь та же самая Курская битва должна произойти летом,
а никак не осенью – во время распутицы на танках особо не повоюешь.
Блин, голова кругом… ну, и как ему поступить, как?
«Как душа подсказывает, так и
поступай, старлей, - рассудительно сообщил внезапно проснувшийся
внутренний голос. – Куникову эти самые восемьсот вооруженных и
успевших повоевать парней тоже лишними никак не будут. А если фрицы
следом попрут, так их и в районе Мысхако можно будет притормозить,
встав в глухую оборону. Через сутки, что так, что эдак, начнется
основная высадка, в любом случае полегче станет. Да и вообще,
засунь-ка ты эмоции с прочими сомнениями, сам заешь, куда! Ты –
боевой офицер, а с сегодняшней ночи – так и в самом прямом смысле.
Делай, что должен, морпех. Ты училище в числе лучших закончил, так
что думай. Анализируй. Как там в том старом фильме говорилось,
помнишь? «Война - это не просто кто кого перестреляет. Война - это
кто кого передумает»[2].
- Не отставайте, тарщ командир, уже
почти пришли, - сообщил Аникеев, обернувшись к старлею.
Степан с удивлением отметил, что
занятый своими мыслями и на самом деле сбавил шаг. Нагнав товарища,
снова пошел рядом, продолжая размышлять – благо, было о чем.
Например, поверит ли ему Кузьмин, не сочтет ли паникером, или, хуже
того, фашистским агентом? Между прочим, не факт, ох не
факт…
Поскольку, если откровенно, Алексеев
и сам точно не знал, как бы он поступил в подобной ситуации. Вот,
допустим, высадился он со своим подразделением на берег, захватил
плацдарм, потихоньку продвигается вперед. Да, потери большие, броню
почти всю выбили, обещанной авиационной и артподдержки отчего-то
нет, равно как и радиосвязи, с боеприпасами туговато. Но полученный
ранее приказ-то никто не отменял! И тут подкатывает какой-то
незнакомый боец, сообщая, что, мол, план у командования изначально
был совсем другой, просто до него это изначально доводить и не
собирались. При этом у оного бойца еще и документов никаких не
имеется, причем, от слова совсем, и штаны с ботинками неуставные.
Поверил бы он сам, прислушался бы? Тоже не факт. Так что, как ни
крути, одна надежда и остается – на собственную убедительность и
здравомыслие комбата.