—
Мы, ариминцы, стараемся помогать друг другу, — сказал он
добродушно. — Сегодня я окажу услугу Роберто, завтра — он мне. На
том и держится мир.
Я
осторожно спросила, не опасно ли ему появляться в Венетте, так как
из-за сложной политической обстановки ариминцев там недолюбливали.
Капитан пренебрежительно отмахнулся:
—
Пустое. У нас, у купцов, свои интересы! Пусть сенаторы ломают копья
в собрании, нас это не касается.
Мы
сидели в порту в таверне, насквозь пропахшей рыбой и дешёвой
граппой. Манриоло сиял. Он снова обрёл тот вызывающий,
победительный вид, который всегда отличал его в Венетте. Я его
понимала. Мой друг был не из тех людей, кто мечтает всю жизнь
просидеть в тихой заводи. Рыбацкая деревушка была для него лишь
временным пристанищем, с которым он вынужденно мирился.
Обговорив детали и сроки предстоящего
путешествия, синьор Алонзо вместе с Манриоло углубились в
воспоминания об Аримине, их родном городе, а я тем временем
исподволь присматривалась к новому знакомому. Это был осанистый,
крепкий человек с умным волевым лицом и рыжеватой бородой. Под
бровями в палец толщиной блестели любопытные глаза, изменчивые,
словно вода в море. Что-то упорно мешало мне ему довериться.
Слишком он был какой-то... текучий. С таким собеседником оглянуться
не успеешь, как расскажешь о себе всё до донышка, а он будет только
кивать, поддакивать и мотать на ус.
Услужливый трактирщик принес новый кувшин с
вином взамен опустевшего. Манриоло вспомнил, что он раньше был
моряком, и в его речах зазвучали сентиментальные нотки:
—
Как бы мне хотелось снова побывать в Арсенале! — вздохнул он. — Всё
моё детство прошло под стук молотков на верфях!
Синьор Алонзо в свою очередь разразился
воспоминаниями о прохладных крытых галереях на улицах Аримина, о
колодце в каменном дворике, возле которого он любил когда-то
играть, и о полосатом черно-белом фасаде церкви напротив
родительского дома...
—
Когда я вернулся туда в последний раз, то перестроил хоры в церкви
и украсил её новыми колоннами с резьбой, — похвастал он. — Нет
ничего прекраснее дома! Чем дальше ты уходишь в море, тем сильнее
тебя тянет обратно, на зов маяка в родной гавани!
«Что-то он слишком чувствителен, — подал
голос Пульчино, который караулил снаружи. — Такие люди часто бывают
особенно жестоки». Будучи чайкой, Пульчино, конечно, не мог
составить нам компанию в таверне, но природное любопытство не
позволило ему остаться в стороне. Наша дружба с ним началась
задолго до этой поездки, ещё на острове Мираколо, когда я подобрала
на причале беспомощного птенца. Волшебный дар