Кабина «Ржавого
Жнеца» со скрежетом разомкнулась, выпуская наружу Красавчика
Томаша. Хромающий, скалящийся, клокочущий от злости, он пребывал в
недобром расположении духа и не стремился этого скрыть.
- Так и есть! –
хрипло выдохнул он, - Я это еще три дня назад заметил, значит, да
только виду не подавал. Наш сир Гризео, сдается мне, не только
записной молчун, но еще и умник, каких мало! Помните Франца, того
несчастного парнишку?.. Когда бедняга Франц только поднялся, сир
Гризео сразу крикнул, чтоб все отошли от него, хотя никто толком
еще не успел ничего сообразить. Верно, он уже тогда что-то смекал,
верно?
Гримберт
заставил «Серого Судью» повести головой, обозревая окрестности.
Пытаясь убедить себя в том, что делает это для того, чтоб убедиться
в отсутствии посторонних ушей, а не ища путь к
отступлению.
Отступать
некуда, Паук, ты сам отлично это знаешь. Ты сам запер себя в этой
банке. Если уж эти трое приперли тебя к стенке, тебе и то не светит
спасение, а уж если в разговор вступят монастырские пушки и
монахи-рыцари…
- Вы ошибаетесь,
господа раубриттеры, - тихо, но отчетливо произнес он, - Я не
больше вашего знаю, что за чертовщина творится в этом монастыре.
Если у меня что и есть, то только лишь смутные догадки, и в тех
пятен больше, чем в манускриптах Альберта Великого…
Шварцрабэ
щелкнул языком. Звук получился резким и отрывистым, словно его
издал крошечный хлыст.
- За неимением
серебра я охотно принимаю и медь. Так что, полагаю, вполне сгодятся
даже ваши догадки, сир Гризео. Видит Господь Бог, в той трясине,
что мы оказались, и они могут стать изрядным подспорьем. Так что
если вы…
- Не надо
догадок, и так всё ясно. Это испытание.
- Что? – все
повернулись в сторону стоявшего неподвижно «Варахиила».
Никто не
заметил, как Стерх из Брока выскользнул из своего доспеха. Должно
быть, он сделал это бесшумно, воспользовавшись тем, что все
внимание раубриттеров устремлено на «Серого Судью». Болезненно
худой, бледный, сложенный, казалось, из одних только выпирающих и
хрупких костей, сир Ягеллон взирал на них с усмешкой, в которой
«Серый Судья» не видел ровным счетом ничего, а Гримберт –
снисходительность, граничащую с жалостью.
- Испытание, -
спокойно повторил Ягеллон своим невыразительным высоким голосом, -
Вы не поняли этого, поскольку толстокожи и глупы от природы. Как и
говорил приор Герард, вы ничего не смыслите в чуде и не узнаете его
даже если упадете, уткнувшись в него носом. Но я… Я вижу это
отчетливо и ясно.