Доспех без
хозяина, без родины, без прошлого. Когда-то это показалось бы
Гримберту оскорбительным. Точно человек, лишенный уникального
генетического кода, отпечатков пальцев, шрамов, воспоминаний и
личности. Бездушный сервус с выжженными нейронами, превращенный в
тупое и никчемное орудие, лишенное индивидуальности. Ходячий труп,
покорно выполняющий чужую волю. Но…
Гримберт
улыбнулся, наблюдая за тем, как Томаш, покачиваясь на своих ногах,
пытается разглядеть на серой броне «Судьи» какие бы то ни было
отметины или сигилы. Напрасный труд. Иногда они с Берхардом
наносили на стальную шкуру судьи яркие сеньорские цвета, облачая
доспех в броскую, издалека заметную, ливрею. Не потому, что кому-то
из сеньоров вздумалось нанять их на службу, приняв клятву верности
- даже те из них, которые не были наделены от природы ни
внушительным кошелем, ни внушительным умом, обычно были достаточно
благоразумны, чтобы не иметь дела с раубриттерами. Нет, если они и
устраивали этот маскарад, то только лишь из соображений маскировки,
пытаясь избежать чужого внимания или заполучить выгодную работу под
чужой личиной.
Едва только эта
необходимость отпадала, они смывали краску, возвращая «Судье» его
родное обличье. Серое, как волчья шкура или обожженная броня или
выеденное радиацией небо над пустошами. Кажется, это был
единственный цвет, который шел ему. Может, потому, что был
нейтральным, как и сам «Судья», пустым, ничего не утверждающим и
ничего не возвеличивающим. К такому не липнут взгляды.
- Мой доспех
родом из Швайнфурта. Достался от прадеда.
Эти слова дались
ему легко. Повторенная тысячу раз ложь – уже почти
правда.
Томаш
нахмурился, вытирая рот рукавом.
- Швайнфурт? Мне
приходилось бывать и там, но я не припомню, чтобы видел в тех краях
что-то подобное.
Гримберт едва не
прикусил язык от досады. Еще одна оплошность. Имея дело с обычными
рыцарями, позволительно сочинять себе и своему доспеху любую
биографию – редко кто из них способен заподозрить подвох.
Раубриттеры – совсем другое дело. Вынужденные много путешествовать
в связи со своим беспокойным ремеслом, кормящиеся слухами в тех
случаях, когда мошна не позволяет им кормиться хлебом и мясом,
раубриттеры подчас осведомлены лучше, чем иные сеньоры, причем
зачастую в самых неожиданных вещах. Имея дело с прожжённым рубакой
вроде Томаша, ему стоило бы запастись более надежной легендой, тем
более, что та, которую он привык держать в употреблении,
предназначалась она для жителей восточных окраин, для которых
Швайнфурт был таким же далеким и загадочным, как
Иерусалим.