– О, что вы, на улице мы вас не оставим. Бедный мальчик. Куда же вы можете пойти? Я знаю очень милый отель на Западной 22-й улице, там наверняка есть места…
– Это совершенно невозможно! Я не могу пойти в отель! – Голос его сорвался. – Ни в какой отель я не собирался. Я приехал учиться в Пенхалигон-колледж. Стив О’Дэй указал мне ваш пансион…
Стив, американский муж его кузины Одетты – они поженились через пятнадцать месяцев после высадки союзников в Нормандии[8], три года назад, – заверил его, что некая миссис Мерл, подруга его тети, держит boarding house[9] с очень скромными ценами. Очевидно, Стив не знал о его… скажем так, женской ориентации.
– Я написал вам от его имени. Вы согласились меня…
– Конечно, конечно… Но я тогда не знала, что вы Джослин. Понимаете?
Он сощурился: глаза заливал пот.
– А нет ли чего-нибудь равноценного? Я имею в виду скромный пансион… для мужчин?
– Скромность и мужчины? – вздохнула Манхэттен. – Не оксюморон ли это?
– Лично я таких не знаю, – буркнула Черити.
– Гм, гм, – кашлянула Шик. – Если и есть такие пансионы, в них совсем не место ягненку вроде тебя.
– Миссис Мерл, – взяла слово Манхэттен, поправив большим пальцем очки. – Бедняжка проделал очень долгий путь. Нельзя ли всё-таки дать ему комнату на день или два? Он такой молоденький, совсем еще мальчик, он…
Такой трагизм звучал в ее голосе, что Джослин ожидал услышать в заключение «почти не мужчина».
– …он никого не побеспокоит.
– Надо спросить, что скажет Артемисия, – решила Селеста Мерл.
Шик направилась к полкам будто бы за книгой; по дороге она тихонько шепнула Джослину:
– Ее сестра… Она же Капитан Блай. Она же Дракон!
Хэдли на пуфе снова принялась разделывать тыкву, от которой на время отвлеклась.
– С такими чудесными волосами, – проговорила она тонким голоском, вырезав в корке ряд острых зубов, – он не может не быть хорошим мальчиком.
Миссис Мерл вышла, с облегчением бормоча свои dear, dear. Поежившись под взглядами четырех девушек, Джослин почесал бровь.
– Я догадываюсь, что вы думаете, – вздохнул он.
– Надеюсь, что не догадываешься! – прыснула Шик.
Он устало рухнул в глубокое кресло с подлокотниками и по очереди посмотрел каждой в лицо. Написанное на них сочувствие плохо скрывало главное: каким развлечением стала для всех эта история.
– Вы смеетесь над глупым французом, который ошибся дверью.