- Я понял вас, отец.
- И запомни ещё одну вещь, малыш. Она пригодится тебе, когда ты
сам станешь править. Сколько бы у тебя не было ресурсов, на всё их
не хватит! И государево дело, сиречь, искусство управлять в том и
заключается, что нужно уметь отличать главное от
второстепенного.
- Я запомню ваши слова, отец!
- А теперь беги к матери.
Мальчик послушно кивнул и отправился на женскую половину дворца.
Пока его место там. Скоро по моему приказу соберутся его сверстники
со всех краев нашего царства и станут ему товарищами в играх,
учебе, а потом и в жизни. Большинство, конечно, будет из самых
знатных и влиятельных московских родов, но не только.
- Смышлёный, - немного подобострастно похвалил моего сына
Клим.
- Весь в мать! – криво усмехнулся я, разом отбив у дипломата
желание льстить.
- Крестить-то когда царевича станем? – уже обычным тоном спросил
Рюмин, с полуслова понявший намек.
- А вот как Филарет патриархом станет, так первым делом и
окрестим. Пусть пока хоть немного язык наш выучит, да основы веры
греческой.
- Имя вот только, - помялся глава посольского приказа.
- А как ещё предлагаешь наречь царевича, если он в день
поминовения Дмитрия Солунского[3] родился? Понятно, что самозваного
Дмитрия Ивановича ещё многие помнят, но куда деваться?
- Оно так, - не стал спорить тот.
А в это герцогиня Мекленбургская в это время знакомилась со
своими будущими придворными дамами. То есть с женами и дочерями
членов Боярской Думы. Нет, у неё, конечно же, была подобающая её
высокому положению свита из шведских и мекленбургских дворянок, но
теперь ей полагалось иметь ещё и русских приближенных. Всё-таки
русской государыне обходиться одними немцами было не комильфо.
Царицей она, правда, ещё не была. По крайней мере, формально. Для
этого дочери шведского короля нужно было принять православие, а вот
этого ей не очень-то и хотелось.
Стоящие рядком боярыни и со своими дочерями во все глаза
пялились на заморскую чуду-юду. Именно так они успели уже окрестить
про себя свою новую повелительницу. Что же, Катарине Шведской было
уже тридцать семь лет, и пора юности и свежести давно её миновала.
Но, как ни крути, она была дочерью и сестрой королей!
Дело было ещё и в том, что по русским меркам одета была
государыня совершенно неподобающе. Нет, её тяжёлое бархатное
платье, обильно украшенное золотым шитьем, было более чем роскошно.
Но вот беда, его корсаж плотно обтягивал фигуру, выгодно
подчеркивая стройность стана герцогини, на фоне бесформенных
летников, ферязей и душегрей толпящихся перед ней русских женщин. А
прическа? Тщательно уложенные волосы были прикрыты лишь золотой
сеткой и тончайшей кружевной вуалью, отчего всякий встречный
поперечный мог их видеть. Для замужней бабы, по мнению её новых
подданных, это было совершенно недопустимо!