Резко поворачивается. Глаза — как дуло пистолета.
— Потому что в нашей семье такие правила.
Шаг вперёд. Ладонь хватает мой подбородок, задирая лицо к свету.
— Я не буду у тебя спрашивать разрешения быть с другой, — прожигает черными глазами во мне дыры, — я тебе не мальчик, который боится мамочку. Твоя роль — быть женой. Улыбаться на ужинах, мероприятиях, сюсюкаться с нашими внуками. Мне этого достаточно. Такой у тебя возраст. Предпенсионный. Что же поделать бабий век короток.
— Я не хочу улыбаться рядом с тобой на ужинах… — шепчу и хватаю его запястье, чтобы убрать его руку от моего лица.
— Неужели развод? — насмешливо спрашивает он с издевкой округлив глаза. — Ой, напугала! — смеется.
Возвращается к двери и презрительно кидает:
— Думаю роль разведенки, которая размазывает сопли и слезы по лицу и сидит на содержании бывшего мужа, тебе отлично подойдет.
Переговорная начинается плыть перед глазами. Поднимается тошнота, кружится голова.
Я потеряла для Паши ценность. Я для него — старая клуша, от которой его тошнит. От которой веет болезнью и старостью.
Вновь оглядывается:
— Ты права. Наши дети выросли, я их поднял на ноги, — хмыкает, — отцовский долг отдал. Смысл быть сейчас с тобой?
— Никакого, — мне зябко.
Я падаю на один из стульев. Ноги меня не держат, и я могу грохнуться в обморок.
— С этого дня тебя больше не пустят ко мне в офис, — Паша окидывает меня разочарованным взглядом. — Будешь в черном списке у охраны. И твою сегодняшняю истерику мои адвокаты оценят в серьезные убытки для компании. Как в финансовом плане, так и в репутационном.
— Когда будут готовы документы на развод? — стараюсь сфокусировать взгляд на Паше, сопротивляясь липкому обмороку, что затягивает меня в холодную темноту.
— Сегодня. Я не буду тянуть.
Выходит, и я под волной слабости сползаю со стула на пол. Слышу раздраженный голос Паши за дверью:
— Алиса, займись моей женой. Она опять там устроила драму на пустом месте.
3. 3
— Господи, Мира, — папа сердито заглядывает в мое лицо и похлопывает по щекам. — Что случилось... Где Паша?
— Он с другой, — отмахиваюсь от жилистой и морщинистой руки отца.
Алиса зря его вызвала.
Он всегда уважал и даже восхищался моим мужем.
Говорил:
— Он человек жесткий, сильный и волевой. Таким мужчина и должен быть. Никогда не распустит нюни.