За тридевять земель - страница 33
— Да сдалась тебе эта ворожба, — поморщилась Забава, — с ней и ум Сварогу легко отдать! Лучше пойдем гулять да весну звать!
— Вот и иди гулять, ведь в праздник родители позволяют, — нахмурилась Мирослава. — Меня-то зачем зовёшь?
— Да потому и зову, сестра, что по всей Еловой уже молва ходит, мол, Мирослава-краса только в лес ходит, а от женихов нос воротит! Нелюдимой считают тебя, сестрица, да странной. Хорошо, что только я видела, как ты с Таёжной речушкой беседы ведёшь, а то бы в деревне таких сказок о тебе насочиняли, ух! Ведь все знают, что за река у нас такая, — Забава укоризненно покачала головой. Но Мирослава кротко улыбнулась:
— Да хорошая речка, звонкая и чистая, — пожала плечами Мирослава. Людской молвы Мирослава не слушала, а гулять у речушки любила: вода в ней будто живая была, и Мирославе казалось, что Таёжная понимает её думы лучше людей. — А люди — Сварог с ними — пусть думают, что хотят, — махнула рукой Мирослава. — Какое мне до остальных дело?
— Вот ты дивная у меня, — всё не соглашалась Забава. Подумала немного и спросила: — А ради меня весну звать пойдешь?
— Да неужели ты сама не справишься? — удивилась Мирослава. — Вон, когда вечерами тайно на гулянья ходишь — не боишься ведь!
— Ох, не справлюсь, — лукаво улыбнулась Забава. — Вся Лесная на Красну-Весну соберётся! И Вель там будет солнце звать... — Забава опустила взгляд.
Мирослава рассмеялась и хитро взглянула на заалевшую сестру.
— Ах, теперь понятно, почему не справишься! Никак Вель твоему сердцу мил?
— Кажется, мил, — тихонько сказала Забава и кротко спросила: — Ну что, идёшь со мной? — с просьбой посмотрела на Мирославу.
— Ну как же я тебя в такой беде оставлю, — улыбнулась Мирослава. — Коли ты меня ради себя просишь — пойду звать весну!
Деревня Еловая располагалась недалеко от Северной Тайги в Половодском княжестве, которое теперь соседствовало с княжеством Волыньским. До озёр Половодья деревенским было далеко, только маленькая безымянная речушка вытекала из тайги недалеко от Серебряной Горы — невысокого холма, названного так из-за цветов белой ветреницы, которые во время цветения усыпали холм так, что он казался серебряным. Саму речушку иногда величали Таёжной, но воду брать из неё не решались — ходила молва, будто начало речка в Чёрном Озере брала, и вода её Словом Чёрного Волхва поражена.